Люди сороковых годов

Та, как бы очень устыдясь этого вопроса, сейчас же проворно - и ничего не ответив - ушла из комнаты.

- Павел Михайлович, попросите Клеопатру Петровну, чтобы она выдала за меня Марью замуж, - сказал Иван мрачным и, по обыкновению, глупым голосом.

- Да не выдадут же, говорят тебе! - кричала Марья из коридора, в который она ушла. - Я - не Клеопатры Петровны, а баринова. Он меня и за то уж съест теперь, что я с барыней уезжала.

- А может быть, и выдадут, - сказал Павел, чтобы поуспокоить их, и велел затем Ивану идти и привести Клеопатре Петровне лошадей.

Людям остающимся всегда тяжелее нравственно - чем людям уезжающим. Павел с каким-то тупым вниманием смотрел на все сборы; он подошел к тарантасу, когда Клеопатра Петровна, со своим окончательно уже могильным выражением в лице, села в него; Павел поправил за ней подушку и спросил, покойно ли ей.

- Покойно, - отвечала она глухим голосом.

Тарантас поехал. Павел вышел за ворота проводить его. День был ясный и совершенно сухой; тарантас вскоре исчез, повернув в переулок. Домой Вихров был не в состоянии возвратиться и поэтому велел Ивану подать себе фуражку и вышел на Петровский бульвар. Тихая грусть, как змея, сосала ему душу.

"Стоило затевать всю эту историю, так волноваться и страдать, чтобы все это подобным образом кончилось!" - думал он. Надобно оказать, что вышедший около этого времени роман Лермонтова "Герой нашего времени" и вообще все стихотворения этого поэта сильно увлекали университетскую молодежь. Павел тоже чрезвычайно искренне сочувствовал многим его лирическим мотивам и, по преимуществу, - мотиву разочарования. В настоящем случае он не утерпел и продекламировал известное стихотворение Лермонтова:

Что страсти!.. Ведь рано иль поздно их сладкий недуг

Исчезнет при слове рассудка!

Павел был совершенно убежден, что он разлюбил Фатееву окончательно.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

I ЖИТЕЙСКАЯ МУДРОСТЬ МАКАРА ГРИГОРЬЕВА

Павел кончил курс кандидатом и посбирывался ехать к отцу: ему очень хотелось увидеть старика, чтобы покончить возникшие с ним в последнее время неудовольствия; но одно обстоятельство останавливало его в этом случае: в тридцати верстах от их усадьбы жила Фатеева, и Павел очень хорошо знал, что ни он, ни она не утерпят, чтобы не повидаться, а это может узнать ее муж - и пойдет прежняя история.

В такого рода соображениях и колебаниях прошло около двух месяцев; наконец в одно утро Иван сказал Вихрову, что пришел Макар Григорьев. Павел велел позвать его к себе.

Макар Григорьев вошел.

- Ладно, что застал вас дома, а то думал, что, пожалуй, и не захвачу! сказал он каким-то странным голосом.

- Нет, я дома! - отвечал Павел и указал старику на стул. Он всегда сажал Макара Григорьева с собой.

Макар Григорьев сел и несколько времени ворочался на стуле, кряхтел и как бы не находил, о чем ему заговорить.

- Домой вот, Макар Григорьевич, в деревню сбираюсь, - начал Павел сам.

- Ну это что же! - произнес что-то такое Макар Григорьев. - Есть оттуда оказейка, приехал один человек.

- Какой человек? - спросил Павел, не совсем понимая, что хочет этим сказать Макар Григорьев.

- Наш человек приехал; папенька ваш не так здоров... - отвечал Макар Григорьев и потупился.

- Как не так здоров? - произнес Павел, уже побледнев немного. Вероятно, он очень болен, если прислан нарочный!

- Да! - отвечал Макар Григорьев каким-то глухим голосом, и в то же время старик не глядел на молодого барина.

- Макар Григорьев, послушай, не томи меня: умер он или жив? воскликнул Павел.

- Что жив... Известно, все под богом ходим.

- Значит, он умер?.. Это я вижу, - сказал Павел прерывающимся голосом. - Когда он умер? - прибавил он как-то твердо и желая прямо поставить вопрос.

- Двадцать третьего июля изволил скончаться, - отвечал Макар Григорьев.

- И я его, вероятно, довел до смерти своей последней неприятностью, произнес Павел.

- Ничего не вы, что за вы? Семидесяти лет человек помер, не Енохом [65]же бессмертным ему быть, пора и честь знать!

- Однако это последнее письмо, которое я ему послал, я думаю, его не порадовало.

- Я не посылал этого письма, - ответил Макар Григорьев.

- Как не посылал? - воскликнул Павел уже радостно.

- Так, не посылал: что из-за вздору ссориться!.. Написал только ему, что вы очень поиспужались и писать ему не смеете.

- О, благодарю тебя! - воскликнул Павел и, вскочив, обнял и поцеловал Макара Григорьева.

- Приказчик ваш оттуда приехал, Кирьян; бумаги вам разные привез оттуда.

- Бог с ними, ничего этого я видеть не хочу; батюшка, милый мой, бесценный! Я никогда тебя уже больше не увижу! - говорил с слезами на глазах Павел, всплескивая горестно руками.

Макар Григорьев слушал его молча; на его маленьких и заплывших глазах тоже появились как будто бы слезы.

- Что плакать-то уж очень больно, - начал он, - старик умер - не то что намаявшись и нахвораючись!.. Вон как другие господа мозгнут, мозгнут, ажно прислуге-то всей надоедят, а его сразу покончило; хорошо, что еще за неделю только перед тем исповедался и причастился; все-таки маленько помер очищенный.