Люди солнца

А затем, опять же по жесту Штокса, соорудили собой большую зелёную гусеницу и, мерно ступая, потянулись к выходу, негромко и торжественно напевая:

– У-ууУ! У-ууУ!

И тут голосок Симеона уколол меня сладкой болью:

– Мама, мама! Скорей надо развязать вещи! Где мой плащик зелёный?

Кристина, подхватив на руки Ксанфию, второй рукой обняла его и поспешила войти в дом. Я тоже хотел войти, но мне навстречу прошагал Дэйл, отдувающийся после тяжёлой ноши: переносил груз из карет. Мы приветливо кивнули друг другу.

– Сам бы бросил всё, и пошёл, подвывая, – сообщил я ему, показывая взглядом на удаляющуюся гусеницу.

– Да, – ответил он, – у них интересно. Вот только Чарли, Баллин и Гобо не с ними, и их нигде нет. Уверен, делают сейчас какое-то плутовство.

– К обеду придут, – безпечно предположил я.

Но я ошибся.

Вошёл в каминный зал, сердечно поприветствовал Грэту, Омелию, Файну.

– Где дамы?

– Наверху, мистер Том! Детей кормят: Эдвина и Уильяма маленького.

– А вы что же, кухней – одни управляете?

– Конечно! – не без удивленья ответила Омелия. – Это для нас привычное и приятное дело.

А плутовской троицы всё не было.

Я поднялся наверх. У выхода с лестницы в коридор стояла, светясь тихой улыбкой, Эвелин.

– Ждёшь?

– Жду.

– Здравствуй, родная.

Как хорошо. Как хорошо, что светлоразумная моя жена не встречала меня ни во дворе, ни в зале. А встречала здесь, где нет никого, и где можно, не пряча жгучей, до слёз, нежности, тихо обнять её, прижать ласково. Вдохнуть любимейший аромат её волос. Уловить биение родного сердца.

– Как Уильям?

– Уснул только что. Эдвин тоже. Пойдём, там с ними Анна-Луиза.

Мы безшумно вошли в детский апартамент. Анна-Луиза, засияв, босая, в белом-белом платье, быстро подошла и присела:

– Доброго здоровья, милорд…

Я снял треуголку, принял и поцеловал руку.

– Как Луис?

– Каждый день шлёт письма. В «Шервуд» приезжает только по воскресеньям. Работы очень много в адмиралтействе.

– Дети спят, – тихо сказала Эвелин. – Час урочный. Идёмте обедать.

Плотно прикрыв двери, мы удалились. Спустились в зал, где уже собрались за нашим длинным столом многочисленные обитатели. Я быстро пробежал взглядом. Троих плутов не было.

Да, не появились они и после обеда, и мы уже уставили с Дэйлом друг в друга напряжённо размышляющие взгляды. И тут дверь зала раскрыл Тай.

– Я их нашёл, мастер, – не входя, сказал он.

И мы втроём зашагали – я уже понял, куда: в сторону цейхгаузов, которые недавно освободились от хранившейся в них брусчатки.

Миновав каретный цейхгауз, столярку, лесопильню, а также длинный ряд «гостевых и посольских» домов, круто повернув возле гончарного цеха, мы дошагали до бывших брусчатных складов (20).

Вошли в длинный двор. Справа высилась стена, за которой расположился гончарный цех. Слева – ряд огромных дверей-ворот, ведущих в цейхгаузы. Все створки, кроме одной, распахнуты. Тай подошёл к этой закрытой двери. Убрал подпирающий её кол. С силой потянув, отпахнул створку. Мы вошли в полумрак, прохладный и гулкий. Тай поднял стоящий на земле зажжённый свечной фонарь, пошёл в глубину помещения. И, у боковой стены остановившись, с лязгом отдёрнул запирающий небольшую дверцу засов. Мы с Дэйлом подошли, взглянули. Обычная контора для учётчика или кладовщика. Шагов пять на шесть, с крепким, крашенным чёрным лаком столом и двухместной скамьёй, сработанной из цельного, плоского, хорошо обработанного камня, положенного на две каменные же подставки. На этой скамье лежал на боку горбун Гобо и, распустив лиловатые губы, храпел. В углу сидел и глупо хихикал Баллин. А Чарли стоял на четвереньках, уперевшись головой в каменный угол и со стоном икал. Я не сразу понял, что все трое вызывающе, безобразно пьяны. Переняв у Тая фонарь, поднял его повыше и быстро осмотрел контору. Если бы я обнаружил пустую бутылку, – было бы возможно определить, откуда они её стащили. Но ни бутылки, ни кувшина – ничего не было. Стало быть, вино эти трое нашли в другом месте.

– Запирай, – сказал я Таю, выходя и передавая ему фонарь. – Проспятся – поговорим.

Вот так. Мы закрыли дверь конторы. Тай задвинул засов. А через четыре часа мы вернулись.

Принесли воду, хлеб с сыром: обед-то эти горе-искатели пропустили. Притихшие, насторожённые сидели тесной группкой на каменной скамье – маленький рыжий, маленький взрослый и хмурый с широким горбом.

– Поешьте, – сказал я им, выставляя на чёрный стол корзину с едой. Чарли быстро соскочил со скамьи, схватил корзину, принёс её к товарищам, уселся, и тогда уже они стали жадно есть.

– Где взяли вино? – спросил я у них.

– Какое вино? – выпучил глазки на меня Чарли.

– Вы же были пьяны.

– Ничего мы не были пьяны, – проворчал, перестав жевать, Гобо и увёл в сторону взгляд.

– Устали только, – добавил, честно глядя в глаза, Баллин.

– Не скажете, где взяли вино – останетесь здесь сидеть, запертые.

– Нет у нас никакого вина, дядя Том! – обиженно закричал Чарли. Спрыгнув со скамьи, он развёл в стороны руки и добавил почти вызывающе: – Обыщи, если не веришь!

Я улыбнулся, кивнул. Оставив им фонарь, вышел из конторы и запер дверь.