– Сегодня вы начинаете учиться, – заговорил Вадим Иванович, когда общими усилиями мастеров и преподавателей порядок в рекреации был наведен. – Запомните навсегда этот первый день вашей новой жизни. Вы приобщаетесь к великой силе, главной силе нашего общества – к рабочему классу. – Он помолчал. Обежал взглядом ряд ребят, стайку преподавателей, застывших вдоль боковой стены под часами, прикинул, все ли собрались, и продолжал, дав волю голосу: – Кто-то выбрал свой путь сознательно, кого-то сюда занесла неудача на вступительных экзаменах в институт или техникум, кого-то привела за ручку мама. Отныне всех вас объединяет общее дело: вы пришли учиться, все вы ученики. Усвойте это, пожалуйста, сразу же, чтобы потом не было недоразумений. Мы будем учить вас теоретическим основам профессий, навыкам и приемам труда, мы будем учить вас жизни. Пройдет год для одних, два для других, вы покинете эти стены, приобретя отличную нужную специальность и получив рабочий разряд. Дальше вам идти уже самостоятельно – долгий жизненный путь. Но первый шаг на этом пути вы делаете сейчас. От того, как вам удастся освоить программу обучения, с какой честностью отнесетесь вы к будущему своему делу уже здесь, на этапе освоения этого дела, будет зависеть ваша последующая жизнь, ее большие радости и малые печали. Учитесь, набирайтесь знаний и опыта – пригодится. Отныне в дни теории вы будете приходить в этот зал на линейку, отсюда – по кабинетам. Здесь мы будем сообща обсуждать наши успехи и неудачи, будем радоваться успехам и огорчаться от неудач. Так пусть же успехи будут частыми, а неудачи редкими! Согласны?
– Согласны! – взорвался зал, кто-то захлопал в ладоши, следом все захлопали.
– Понимаете, – сказал Белов, когда шум улегся. – И еще мне вот что хотелось сказать вам. В училище вас ждали, готовились к вашему появлению. У нас прекрасно оснащенные кабинеты и мастерские, чистые и просторные рекреации, отныне все это наш общий дом. В штате училища нет уборщиц, отсюда следует, что порядок и чистоту в нем вам придется обеспечивать самим. А теперь – по кабинетам! В добрый путь!
5
– Не надеялся, что встретимся, – заговорил Сафонов у двери своего кабинета, придержав Вересова за локоть.
– Почему? – удивился Юрий Андреевич.
Не словам удивился, теми же словами встретил его Белов, когда он зашел в училище в августе, вернувшись из второго преподавательского отпуска. Удивился тону, с каким эти слова были сказаны, – прозвучали они тревожно и напряженно, и было это заметно особенно потому, что только минуту назад во время линейки старик был весел, привычно подначивал Кобякова.
– Такой ты был к исходу, прости, пришибленный.
– Был, – согласился Вересов. Он действительно дошел к концу года, едва ноги носил. – Отдышался за лето, теперь вроде порядок.
– Отдышался, – повторил Сафонов и понурился. – Молодец. А вот я опять провалялся август. Понимаешь, чуть дело к отпуску, цепляется какая-нибудь зараза и держит, жует… – Но оживился. – Так, пожалуй, все болячки переберу. – Поднял лицо, посмотрел внимательно в глаза Вересову, сомневаясь словно, что тот верит, усмехнулся обезображенным лицом – получилось, как всегда, криво. – Иди уж, не терпится, вижу, иди. Еще поговорим, есть о чем.
Повернулся круто на негнущейся ноге, вошел в кабинет под дружный грохот отодвигаемых стульев – ребята встали приветствовать. Притворил дверь за собой.
«Сдает старик, – думал Вересов, – Старость пришла, навалилась, подмять норовит. А ведь и не стар он, если разобраться, всего год как вышел на пенсию. Невозможно поверить, что за год так человека скрутило…»
Одни люди появляются в жизни другого человека легко – открывают дверь, входят без спроса, располагаются. Другие стоят в замешательстве перед распахнутой дверью, не выказывая ни малейшего желания войти, но и не отказываясь от этого действия. Наконец, однажды понимаешь, что для них и двери-то никакой нет, что они всегда были с тобой, что отныне твоя жизнь без них отчасти теряет смысл.
Таким человеком для Вересова стал Сафонов – не сразу, проявляясь исподволь, и уже не избавиться от мысли, что он был рядом всегда, что их общее время если и имеет точку отсчета, начало, то распространено оно не только вперед – в будущее, но и в прошлое – вспять.
При появлении Юрия Андреевича девушки недружно поднялись, иные и вовсе остались сидеть, только глянули в его сторону и отвернулись. «Ничего, ничего, – успокоил он себя, – бывает. И обижаться нечего. Подумаешь, птица какая, преподаватель. Видали они таких. Мы все для них на одно лицо и только от нас зависит, будут нас различать или нет».
Он прошел к своему столу, повернулся к классу, оглядел всех, ненадолго задерживая взгляд на лицах, отмечая их выражение.
Теперь поднялись все – проняло столь долгое молчание, принятое за недовольство. «Это хорошо, – подумал он, успокаиваясь, – хорошо, когда сами».
Тридцать пар глаз смотрели на него неотрывно – внимательные, безразличные, вызывающе-веселые, нагловатые.
– Здравствуйте и садитесь, – сказал он и сел сам.
Сели, тишина повисла в кабинете.