Люди как боги

— Можно придумать иное, чем Гомер или Леонардо, в своем роде такое же совершенное, но не лучшее, — сказал он. — Шедевры искусства законченны. Именно поэтому они нетленны. Вы не будете жить в хижинах и дворцах времен Свифта и Пушкина, не будете есть их еду, ездить в их экипажах, носить их одежду, но то искусство, что восхищало их сердца, восхитит и ваше, молодой человек. Искусство непреходяще, новое не отменяет в нем прежние свершения, как в технике и в быту, но становится вровень с ними.

Спектакль в стереотеатре так взбудоражил меня, что я долго не мог успокоиться. Пустая беготня по улицам стала раздражать. Проходя мимо комбината бытового обслуживания, я вспомнил, что по возвращении не менял верхней одежды, пальто и шапка порядочно поизносились, да и фасон ныне изменился.

В комбинате мне вынесли тридцать моделей пальто, костюмов и шапок. В один из костюмов я вложил свой адрес, чтоб направили его на дом, а пальто надел. Новое пальто было красивее, но не так удобно, я всегда чувствую себя плохо в новом, пока не разношу. Я вышел удовлетворенный, что покончил со старой одеждой, и сожалея о ней.

Еще не пройдя и квартала, я воротился назад. Дежурный автомат спросил, чего я желаю.

— Ничего не желаю. То есть не желаю нового. Возвратите мое старое пальто.

— Не нравится наша продукция? — равнодушно спрашивала машина. — Сообщите, что не удовлетворяет, сделаем по потребности.

— Все нравится. Великолепная продукция. Но я привык к старому пальто. Как бы вам сказать… сжился с ним.

— Понимаю. В последний год приверженность к новизне ослабела на четырнадцать процентов, приязнь к старым вещам повысилась на двадцать один процент. Нездоровая тенденция, надо с ней бороться, повышая качество. Стараемся. Слушаюсь. Получайте старое пальто.

Я напялил возвращенное пальто и убежал. Ветер по-прежнему раскачивал деревья, на меня сыпались рыжие листья, они шуршали под ногами, я ворошил их, вдыхая густой запах прели.

Потом я сел на скамейку и спросил себя: чего мне надо?

Мне ничего не было нужно. Просто я не находил себе места.

Тогда, поколебавшись, я попросил Охранительницу соединить меня с Мери Глан. Мери появилась сейчас же, как я послал вызов.

Она сидела на диване, поджав под себя ноги, и смотрела на меня настороженно и иронически.

— У вас много терпения, Эли. Я ожидала вызова раньше.

— Здравствуйте, Мери. Не понимаю, о чем вы говорите?

— Значит, так, — сказала она. — Приближается праздник Первого снега. Ваш друг Павел Ромеро собирается отметить его угощением у костра. Все будет как в старину, точность обычаев он гарантирует. Я хочу, чтобы вы сопровождали меня. Вы согласны?

— Раз вы хотите, то да, конечно. В свою очередь я приглашаю вас с Павлом, но не на праздник, а на испытание станции дальней галактической связи. Вам будет интересно.

— Вы приписываете другим свои желания, — возразила она. — У вас, кажется, друзья на всех звездах, а у меня там никого нет. Как и ваш друг Ромеро, я привязана к Земле, а для ориентировки на ней хватает Охранительницы. Сомневаюсь, чтоб мне было интересно.

Я сухо сказал:

— При такой общности земных интересов вы, пожалуй, больший друг Павлу, чем я. И раз вас не интересует галактическая связь…

— Общий сбор у Коровы. Доброго кувыркания в облаках! — сказала она и исчезла.

12

Это был последний большой праздник года, завершавший цикл повторов в природе: Зимний солнцеворот, Большое таяние снега, Первый дождь, Летний солнцеворот, Большую летнюю грозу, Первый снег…

В этом году не было уверенности, что торжество удастся. Праздник требовал слишком много энергии: все ресурсы Земли отдали строительству СВП-3. Выдвигались и другие соображения: половина населения планеты на космических стройках, а тем, кто остался, не до праздников: началась предпусковая горячка на станции сверхдальней связи. Но Управление Земной Оси выполняло свою программу неукоснительно. Если на Земле останется один человек, желающий повеселиться, для него развернут все установленные праздники.

Я думаю, это правильно. Мой помощник Альберт, увидев, какой размах принимает подготовка, направил Большой протест: «Человечеству сейчас нет времени праздновать, кроме, может, отдельных весельчаков. Для кого вы стараетесь?» Большая ответила со всей электронной рассудительностью: «Каждый человек достоин всего, чего достойно человечество».

Как всегда, снеговые тучи прессовали над северной акваторией Тихого океана. Для интереса я слетал туда на рейсовой ракетке, а на Камчатке забрался в морскую авиетку. Меня предупредила Охранительница, что надо теплее одеться, но я пренебрег ее советом, и раскаялся. Холод был адский. Кругом простиралась непроницаемо белая пелена, похожая скорее на скрипящую под руками вату, а не на влажный туман: тучи спрессовывались из мельчайших льдинок, им предстояло лишь немного укрупниться, чтоб образовать готовые снежинки.

Я пригласил с собой на праздник и Альберта. Он явился раньше всех и, усевшись у памятника Корове, по обыкновению возился с формулами. Он всегда вычисляет — в свободное и несвободное время.