Люди из захолустья

- А вы по каким делам? - спросил портной, складывая свои роскоши обратно в чемоданчик.

- Мы по рабочим, - скупо ответил Петр и, чтобы портной понял, не обиделся на недоверие, черкнул глазом на Тишку.

И портной оглянулся на него, тревожно кашлянул.

- Ты гляди, какая сирота сидит, моргает, - сурово ополчился вдруг на Тишку Петр. - А погоди, годика через два... Эдакие-то вот злее всего на шею садятся, моргуны! Как же! В ком-со-мол запишется, чтобы власть ему, мокрому черту, дали!

Тишка покорно цепенел, согнув тощую немытую шею: все та же маманькина защитная хитрость. И ответ сумел найти смирный, какой нужно:

- Эти комсомольцы, как дядю Игната угнали, они нас с маманькой без куска оставили.

- Ты совесть завсегда имей, - смягчаясь, поучительно сказал Петр.

Он налил полную кружку чаю, потом у Журкина взял из мешка лепешку и кусок сахару и сунул все Тишке.

- На, пей.

Журкин даже побагровел от такого самоуправства. Лепешек было счетом шесть штук; четыре они съели с Петром, а две гробовщик нарочно не трогал, берег к завтрему. И сахар тоже... Поля ребятишкам не давала, все на дорогу собирала, а тут целый кусок какому-то вшивому отвалил. Лучше бы свои сиротки погрызли... И с ненавистью слушал хруст в Тишкином рту.

Петр, как ни в чем не бывало, свернул цыгарку, гордо закурил. Увидел у портного в кармане газету.

- Какая у вас газетка? "Известия"? А я думал - эта, в которой брательник мой пишет. Я брательнику своему высшее образование дал, сейчас он по газете в Москве работает.

Сказал пренебрежительно, как нечто нестуящее. Вообще Петр уже высокомерничал перед портным: портной опростился, весь вылез наружу, а Петр приберегал за собой недосказанность, некую тайну: гадай вот теперь, кто он такой?.. С площадки вернулись и без слова укрылись в свой угол двое деревенских. Старуха попросила себе в кружку чайку. От нечего делать, позевывая, и старуху попытали: кто, куда едет? У нее дочь в Самаре, восемь лет назад ушла в прислуги, а теперь вот написала, чтобы мать приезжала к ней на жительство. Правда, туговато в деревне приходится, на деньги и то хлеба не укупишь.

- Везде одно, - сказал Петр из-за газеты. - Посадят тебя в Самаре на голодную карточку, и попадешь ты, мамаша, из кулька в рогожку. Что такое нынче прислуга? И какие нынче господа?

- Какие нынче господа! - с горечью подхватил портной.

Старуха хотела что-то сказать, но ей не дали. Выспрашивали теперь мужика в зипуне. Мужик из опасливости лопотал ни то ни се, начал даже хлеб жевать, чтоб поменьше говорить. Выходило, что едет он на заработки, покамест по стекольному делу... Петр прикинул на него из-за газеты пронизывающим глазом.

- От колхоза, что ль, ушел, отец?

Мужик в замешательстве зажевал еще усерднее.

- Люди от порядка отстали... Что же нам колхоз? Пущай кто как хочет, так и живет. А парнишку вот делу надо обучить: бознать какое время еще будет, Ну? - вдруг мотнул мужик головой на парнишку.

- Стеклы вставлять! - гаркнул тот.

У Петра газета выпала на колени.

Мужик пояснил, что будут на первое время в Челябе по дворам ходить насчет стекол. И нужно про работу кричать как можно слышнее, чтоб в ушах язвило, а у парнишки никак не выходит. Тут мужик отложил корку, погладил себя по груди и, сказав: "Вот как", - понатужился и рявкнул:

- Сы-тттекллы всттта-влять!

У Тишки развалился рот. Сверху выставилось одурелое лицо бухгалтера, галстук и волосы у которого взлетели дыбом. Портной вздохнул: "Это да-а!" слазил тотчас в чемоданчик и сердобольно протянул обоим стекольщикам по куску селедки. Из соседних купе подкрадывался разный народ...

- Вся Россия с корнями пошла, - нашел что вымолвить Петр. Спрашивается - куда?

С газетой в руках, умеющий всякое дело рассудить, он в своем купе чуялся теперь как главный. Неведомо было только, не возвысится ли над ним не раскрытый пока бухгалтер, который, поморгав, опять укатился и захрапел.

- Вроде ненормального какой-то, - кивнул на него Петр.

- Вроде, - согласился портной. - Водки нажрался вчера и спит. Через газету фамилию променял, теперь, как артист, себя воображает.

Стекольщикам дали чайник с остатками чая, и они всхлебывали в себя жидкость со свистом, с чавканьем. Петр занялся газетой.

Портной спросил, нет ли чего в "Известиях" про войну. Петр сам искал про войну, но в газете описывались только подробности победоносной операции Красной Армии на китайской территории и сколько взято пленных и трофеев. Скучая, отложил газету.

Ехали и ехали. Люди уже прижились, забыли, что они в поезде, будто качало так безначально всю жизнь. Нежное посветление пробивалось в окно перед сумерками. И люди, утихнув, смотрели туда, словно заснув с открытыми глазами. Смотрел бесчувственно Петр; смотрел, не мигая, Журкин, обездоленно сгорбившись, задумавшись неведомо над чем; зверенышем прижавшись к отцу, убаюканно вперился туда мальчишка стекольщик. И портной, распявшись посреди купе, локтями на полках, забылся, как дите, загляделся на свет.