Люди и судьбы

Михалыч от наглости такой совсем опешил. А шеф поспешил в офис и Любочку к себе вызвал. Конечно, мыть машину полковник не спешил, он уже понял, что впросак попал. Вспомнил полковник, что и на службе Игорёк такой же был – наглый, самоуверенный, заносчивый. Собственно, за эти качества да за спекуляцию кофе его и погнали из армии. Причём погнали одного из первых, ещё до переворота ГКЧП. Погнать погнали, но как-то вывернулся Игорёк, в приказе написано было – по собственному желанию ушёл со службы. Понял Пётр Михайлович, уходить надо от такого работодателя, уходить надо, пока не поздно, пока он здесь ещё не завяз.

Что же, надо шефу объявить своё решение.

Дверь кабинета было чуть приоткрыта. Михалыч услышал разговор Игоря Петровича с Любочкой. О нём говорили: «Ты представляешь, с помойки его подобрал, полкана этого, дал хорошую работу, не обижаю. Так он, наглец такой, деньги требует, дай, и всё тут. Эти деньги ещё заработать надо, а он – дай денег, и всё тут. Видимо, выгнать придётся. Что я, не найду себе приличного водителя, чтобы без фокусов был?»

Последнюю фразу Игорёк не успел закончить, Михалыч своей твёрдой рукой военного пенсионера крепко схватил его за шкирку. Игорь Петрович захрипел: «Пусти, милицию вызову сейчас».

– Давай, зови, воришка мелкий. Ты как был засранцем, так им и остался. Не подумал я об этом, когда согласился на тебя работать, сам виноват. А ты, сучёнок, запомни: попадёшься на моём пути, порву на части. Понял меня?

В гневе Пётр Михалыч был тяжёл, по шее мог запросто накостылять. Но бить наглеца он всё же не стал, отпустив «бизнесмена», вышел на улицу, выдохнул, сел за руль своей «ласточки» и уже с лёгким сердцем поехал домой.

Дома был к четырём часам. Под душ сразу пошёл, долго мочалкой тёрся и намывался, вроде как после подземных работ каких, всю нечисть последних дней с себя смыл. Настроение поднялось. Помыл посуду, картошки нажарил, прибрался немножко, а тут и жена с работы пришла. В этот день в семье был настоящий праздник. Правда, повода особого не было, так, просто хорошее настроение. А в четверг вновь он на своей «ласточке» бомбить выехал, деньжата ведь нужны домашним.

Финал

Спустя полгода Пётр Михайлович всё же нашёл работу, менеджером в небольшой топливной компании. Учился азам бизнеса, рос в должности. И компания их росла, так что в двухтысячных он уже вполне твёрдо на ногах стоял. Детишки выросли, получили хорошее образование.

Старший с ним работает. Младший по военной стезе пошёл, по отцовой дорожке, правда, не воспитателем, командиром стал, но парень настырный, хваткий, далеко пойдёт. Жена по-прежнему в школе работает, а дома берегиней очага домашнего трудится.

Михалыч чуток располнел, подобрел, однако форму пытается поддерживать. Машина нынче у него представительская, «ауди». Он и её «ласточкой» по привычке величает. «Копейку» свою частенько вспоминает, по-доброму вспоминает, особенно под бокальчик вискаря: «Вот когда я в девяностых бомбил на своей “ласточке”, я…» А дальше он мог рассказывать уже всё, что угодно, ибо за плечами огромная жизненная школа: армейская служба, школа бизнеса – дикого, порой жестокого, сложного, самобытного, но, что ни говори, всё же своего отечественного бизнеса, где нашлось место и ему, бомбиле на «копейке», а ныне российскому предпринимателю.

Бизнесвумен

Начало девяностых и всё, что последовало за ними, – это было уникальное время. Прошлись, правда, эти года, как бульдозер по карьеру, тупо, грубо, и по людям, их судьбам, по живому. Многие пострадали в те постперестроечные годы. Но время такое было. Было всё как в сказке. Просыпаешься, а ты уже в капитализме. Ещё вчера был в почти развитом социализме, и вдруг сегодня ты в обществе, где правит капитал, и сам ты можешь капиталистом стать, конечно, если пожелаешь. Тот, кто желал, усвоив замечательное ельцинское «всё, что не запрещено законом, разрешено», ринулся в бой, авось…

Это отечественное «авось» погнало смелых вперёд. Это они челночили за бугром в поисках, что можно купить там дешевле и продать дома дороже. Товар надо продать. Здесь настало время сметливых. Появляются рынки, базары, барахолки и как там ещё можно назвать, прочие места массовой торговли всех и всем. И шустрые были. Так те к «руководящим папикам» пристроились, у ферм и колхозов крутились, знали, чем советские склады пока ещё богаты. И тоже в бой пошли, правда, уже не под авось, а под проценты. У них и терминология общения совсем стала «рыночной».

– У меня есть! Я продам! Я, яяяяяяяяя…