Люди и Ящеры

Если долго не проходить курса реювенации, приходит старость. За тем, как она наступает, можно наблюдать, это любопытно. Признаки просты. Когда голову трудно заставить о чем-то думать – это она, старость. Голова быстро устает мыслить, все время норовя отдаться на милость случайных восприятий. Так же, как и в раннем детстве, обыденные звуки, вполне привычные образы, запахи воспринимаются обостренно и доставляют покойное удовлетворение сами по себе, безо всякой смысловой обработки. Убаюкивающее удовлетворение. Ничего другого от мира уже не требуется, да и мозг с большой легкостью проваливается в дремоту.

– Сударыня, проснитесь!

Промеха открыла глаза. Над ней склонилась Камея.

– С вами все в порядке?

– Ну, с учетом возраста. А что случилось, детка?

– Дракон в деревне!

Камея повернула кресло, в котором сидела стареющая небесница. У окна стоял мрачный капрал Люка.

– Отчаянный малый, – пробасил он, отодвигаясь.

В это время, борясь с лошадью, Иржи приблизился к чудовищу и выстрелил.

– Неплохо, – сказал Люка. – Только надо бы сразу из двух.

– Неплохо бы вашим солдатам заняться делом! – гневно сказала Камея.

– У нас приказ, мадемуазель.

– Давно спорите? – спросила Промеха.

– Давненько, – мрачно сказала Камея.

Капрал промолчал.

– Люка!

– Да, сударыня.

– Я прошу вас нарушить приказ.

В пересеченном шрамом лице капрала что-то дрогнуло.

– У вас восемь ружей, Люка. Один хороший залп, и на вашей совести не будет лишних могил. Кроме того, у вас есть чисто служебное оправдание.

– Какое?

– Вы идете на выручку своему командиру, не так ли? В случае осложнений сошлитесь на меня.

– Я помню, чем вам обязан, мадам, – медленно сказал Люка. – Но двух человек я здесь оставлю. Разрешите идти?

– Удачи!

– Благодарю. Она нам не помешает.

Люка грузно сбежал по лестнице.

– По коням, бездельники!

Бездельники оказались не такими уж и бездельниками, стрелять умели. Дракона они убили, чем и спасли Бистриц. Правда, потом, когда де Нанж уехал, поголовно напились в трактире. Никакая гвардия не устоит, если деревня угощает…

Когда дракон бил в стену Матильда упала и сломала руку. Фридрих начал заикаться. Каталину похоронили честь-честью. Если б могла видеть, осталась бы довольной. А вот Тео собирали по кусочкам. После того, как извлекли из чудовища. Это он звонил в колокола. Поэтому помянули беднягу с особой благодарностью, то есть пили очень старательно, и на могилу не забывали плеснуть.

В Бистрице же после той славной ночки началась новая жизнь. Какая-то другая, не прежняя. Прежнее ощущение привычной безопасности рухнуло. Провожая Иржи в армию, Иоганн сказал:

– Круто все закручивается.

– Что закручивается?

– Да все. Теперь держись.

– До чего ж мне пророчества надоели, – в сердцах сказал Иржи.

Над Бистрицем в это время опять кружилась зубастая тварь. Покрикивала ржавым голосом.

9. Ничья земля

Мартин прислонил Хзюку к скале, хорошо обогреваемой Хассаром.

Впрочем, Хассар уже следовало именовать Эпсом, поскольку Схайссы со всеми своими прелестями остались позади. В такое сразу и поверить-то было трудно. И сверкавший склон был совершенно пуст. И в снегу голубели только цепочка следов, оставленная самим Мартином, да две борозды от ног Хзюки – мало того, что ящер вконец ослабел, он еще изрядно захмелел, пришлось волочить доблестного офсамаша племени Сив от самого перевала. Но кроме этих отметин никаких признаков так называемой разумной жизни вокруг не наблюдалось. Бывает же так.

– Хог, – сказал Мартин. – Хугиссу!

С большим усилием он встал, разогнул спину, подошел к обрыву. Ноги противно дрожали, поясница болела, а голова кружилась. Пришлось опять сесть, самочувствие оставляло желать лучшего. Зато внизу все было очень мило, прямо на загляденье.

Весенний день сиял как на курортной открытке. Над Ледяным хребтом распахнулось небо, не знойное, не белесое, а голубое, с редкими, полуразмытыми сгущениями облаков. Внизу же лежала уютная долина. Справа и слева ее подковой охватывали скалистые отроги. Между ними тек ручей. Он начинался прямо под кручей, на которой расположился Мартин, потом несколько километров петлял по склону, после чего вливался в озеро на противоположном крае горной чаши. По берегам озера густо зеленели сосны. Дальше, замыкая панораму, возвышались три крутые, но невысокие горы. Их голые скалистые вершины отражались в спокойной неподвижной воде. Лишь у противоположного северного берега поверхность озера была подернута морщинами волн; очевидно, там находился сток.

Без особого труда Мартин припомнил карту, в свое время он готовился и к более сложным задачам. Урочище Уш-Тобе, или Три Горы. Или Райская Яма, вот как называлось это место в разных странах. Райская из-за того, что здесь почему-то постоянно держалась хорошая погода и никогда не наступала зима. Точнее, не ложился снег, гейзеры не давали.