Люди и ящеры

Собственного крика он не слышал. Но когда открыл глаза, в каменной щели все еще прокатывалось эхо. Хзюка тряс головой и медленно сползал вдоль скалы. А у входа в расщелину клубились вихри. С двух сторон, сверкая в свете Хассара, туда стекали бесконечные белые ленты. Слышались шорох, свист, глухой гул. Все выше и выше по склонам корка наста покрывалась сетью голубых трещин, лопалась; сухие снежные реки приходили в движение. Ускоряясь, они неслись в огромную воронку, крутившуюся у скальных ворот перевала Грор. Вслед за лавиной вниз устремился ветер, сдувая по пути новые массы снега. Там, внизу, все гудело и стонало добрых четверть часа.

Хзюка беззвучно открывал и закрывал рот. Мартин наклонился к нему и крикнул:

— Что? Что с тобой?

— У тебя кровь... кровь из носа течет. Уохофаху Фахах!

— Это не страшно

Мартин оторвал от рубахи два лоскута и вставил их в ноздри.

— Залесай на спину, Хсюка, — прогнусавил он. Хзюка воодушевился.

— Нет. Сам пойду.

— А сможешь?

— С тобой — куда угодно. Уохофаху Фахах!

— Очень рад. Ну, поднимайся.

Покачиваясь, Хзюка встал, и они побрели дальше.

Сил оставалось все меньше, но и склон был уже не крутым. Наконец они достигли ясно различимой седловины между двумя вершинами.

— О Мартин! Смотри, там... знаки твоего... племени. -Где?

— Там... наверху.

Хзюка слабо махнул рукой. Мартин поднял голову и вытер со лба пот. Сбоку, на гладкой скальной стенке, красовались аршинные буквы:

«СВИРИСТЕЛ СТОЕРОСОВ БЫЛИ ЗДЕСЯ»

Под скалой, в закрытой от ветра нише стояла бутылка знаменитой муромской водки.

— Ну вот, — прохрипел Мартин. — Дошли, кажися. Он усадил Хзюку на камень.

— Что будем делать? — спросил ящер.

Мартин посмотрел назад. Там мела поземка. Хачичеев не было видно. Ни одного. Угомонились, рептилии. Только лавиной их и проймешь...

— Што путем телать? — вновь бормотал Хзюка. Быстро он охлаждался все же.

Мартин вынул кинжал и откупорил бутылку.

— Будем пробовать сейсс мягкотелых. Только осторожно. Хзюка хлебнул из горлышка, вытаращил глаза, хватанул

ртом снега, а потом сообщил: — Хугиссу! Это же не сейсс, а... У меня огонь в животе. Мартин зажмурился и сделал большой глоток.

— Да, это сильный сейсс. Ну что, согрелся?

— Хог! Сейсс холодный, а становится тепло.

Мартин посмотрел вперед. Снежная поверхность там явно шла под уклон. Это означало, что перевал Грор остался позади.

— Так и должно быть. Считай, что мы выжили, Хзюка. Ящер попытался встать, но не удержался и упал на четвереньки.

— Ты мне брат, Уохофаху Фахах, еэ. Уваж-жаю.

— Ну, еще бы, — серьезно сказал Мартин.

8. НОЧЬ И КОШМАРЫ

Весь первый этаж мельницы занимала одна большая комната. Она была скудно освещена тлеющими углями камина. Напротив камина располагалась лестница на второй этаж. Еще тут было несколько шкафов, кресло, стол и широкие лавки у стен. Пахло сушеными травами, сосновым дымком и еще чем-то — очень приятно, томно, волнующе.

Незнакомца уложили на лавку. Промеха водрузила на стол старинный фонарь.

— Убери тулуп, — распорядилась она. Иржи убрал.

— Ой, — сказала девушка. — Да ведь это же...

— Вижу, — недовольно сказала Промеха. — Помолчи. Она пощупала больному лоб, запястье, постучала костяшками пальцев по его груди.

— Пневмония? — спросила девушка.

— Двухсторонняя. Где ты его нашел, пастух?

— У Говоруна, на покосе Фомы

Промеха покачала головой.

— М-да. Через ледник босиком прошел. Ноги, конечно, обморожены. Ты его знаешь?

— Первый раз вижу. Не наш он, не деревенский.

— А чего тащил? Иржи разозлился.

— Я думал, вы добрая. Промеха усмехнулась.

— А ты парень непростой.

— О да, — подтвердила девушка.

— Я могу идти? — спросил Иржи.

— Горд, горд, — довольно сказала Промеха. — Весь в отца. Нет, Камея, воспитание воспитанием, а от генов не убежишь.

— Все же, мне кажется, вы преувеличиваете значение наследственности.

Иржи молча двинулся к двери. Ему не нравилось, когда о нем разговаривали как о постороннем предмете. Промеха усмехнулась.

— Постой, — сказала она ему в спину. — Ты ничего не хочешь спросить?

Иржи заколебался и повернулся.

— А можно?

Промеха неожиданно улыбнулась. Не усмехнулась, а именно улыбнулась.

— Теперь тебе многое можно. Заслужил.

— Вы знали моего отца?

— А как же. Очень даже хорошо.

— Он в самом деле был небесником?

— А тебе бы этого хотелось?

— Мне хотелось бы знать правду.

— Что ж, получай свою правду. Да, он был небесником. И продолжает оставаться, между прочим.

— Продолжает... — повторил Иржи. — Вы думаете, он жив?

— Конечно. Небесники умирают весьма неохотно

— А где он сейчас?

— Точно не знаю. Где-то в Схайссах.

— У ящеров? Да зачем же?

Больной на лавке раскашлялся. Промеха покачала головой.

— Потом расскажу, если время будет. Сейчас есть более срочные заботы. Садись-ка к камину, сохни и не мешай. Камея, неси простыню, одеяло и плесневин. Да, и бутылочку шериса прихвати.

— Сударыня, а где у вас вино хранится?

— Там, наверху, в буфете стоит.

— Одну минуту.

Девушка легко взбежала по темной лестнице. Иржи понял, что гостит у Промехи она не впервые.