Боже, извини, я совсем не крепок:Твоего лица говорящий слепок.Шаг один вперед, и назад два шага.Чтоб любить Тебя, мне нужна отвага.Боже мой, прости, я совсем не стоек:опираюсь я на систему стоек.На подпорках я из гнилого древа,и, того гляди, завалюсь налево.
ЗЛОДЕЙ
Разбирает архив перед смертью злодей: здесь веселые письма убитых людей, на открытках Ильинский хохочет, виды Сочи. У него была форма и был пистолет. Было много злодею отпущено лет. Много сил для командного крика, а поди-ка… Как Поддубный силен, как Баталов красив. Все прошло. Вот старик разбирает архив. Пальцы трогают клей на конверте. Дело к смерти.
ТРОИЦА
Вера в Христаменьше фигового листа,слабее голоса в дальней комнате.– «Во словесех твоих»… дальше напомните?– Сорри, я не напомню, нет.Вера с обеда. Сейчас обед.Бог его знает, когда откроется.– С праздником.– Праздник?– Сегодня Троица.
РОДИНА
Родина – пыль на стыках, стояние долгое на перегонах, короткие юбки на чиках, (а чики – в погонах). Холод – плохо, жара – плохо, дохнут люди от скуки. Возлюби ближнего, только не лоха, и ходи, широко расставив руки. Наша Родина – это кастрюля с кипятком и скачущей крышкой. Наша Родина – это пуля с олимпийским веселым мишкой. Правду ищешь с миноискателем, находишь пивные банки. – Мама, мама, я стану писателем, на полигоне описывать танки! Любовь в двух случаях из пяти, и всех постоянно жалко. Счастье возможно, но на пути карцер и коммуналка. Калашников бравый построил чертей, поздравил их с Новым Годом. Больше не будет нелепых смертей, а будут пряники с медом.
НАБОЖНЫЙ ЧЕРНОРАБОЧИЙ
Набожный чернорабочий,маясь в чужой стране,светлой московской ночьюдань отдавал жене.Образ супруги милойкрепко зажал в руке.Вспомнил, она ходилаголая, но в платке.Не баловство, не похоть,строго: туда-сюда.Только б с тоски не сдохнуть,после эрзац-труда.Утром в пять тридцать вскочит,битва за кипяток,после до поздней ночибудет кидать песок.Стыдно и сладко дяде.родина далека.Как часовой в наряде,ходит его рука.