Люди без совести

Гоголь, Боткин, Айвазовский и Панов
катятся в коляске на четыре места.
Еду во Флоренцию. У Айвазовского медальон
в котором по пояс писана невеста
Боткина. Играют в преферанс.
У кучера качается голова.
Группа итальянок на обочине поёт романс,
путаясь в языках и на ходу вспоминая слова.
А слова простые, очень простые: чувство,
томление, отношения между полами…
Там же и крестьяне, любящие искусство,
в чёрных шляпах с огромными полями.
И так хорошо, что хочется умереть,
ей Богу, и умертвить весь мир.
Знаю, что будет на третье
у Гоголя – макароны, масло и сыр.

СЮЖЕТ

            Если есть в мире радость —
            она начинается здесь.
            Если есть в мире гордость —
            она не находит ответа…
            Человек беспокойный
            не может ни пить и ни есть,
            не придумав себе в утешение
            другого сюжета.

            У него на бумаге
            куда-то плывут корабли
            и целуются пары
            напротив сухого фонтана,
            он не видит земли,
            он специально не видит земли.
            И заметит её слишком поздно,
            а может быть, рано.

            И проснувшись от боли,
            захочет за жизнью идти,
            придавая значение
            каждому малому шагу.
            Но опять забывая
            о выбранном кем-то пути,
            он сидит и в надежде на чудо
            марает бумагу.

ЛОЖНЫЕ ДРУЗЬЯ ПЕРЕВОДЧИКА

Было страшно этой ночью, как
никогда еще. Дело в том,
что Ложные Друзья Переводчика
пришли глаголом поджечь мой дом.

Один сутулый.
лицо, как блин.
Родился под Тулой,
кличка «Between».

Второй: кадык вперед,
кривая шпага.
Два шага пройдет,
упадет,
встанет, и снова два шага.

Третий, как Аполлон Бельведерский,
но очень маленький, и очень мерзкий.

И вот он кладет
с моими грехами кривой листочек.
А я ему: «Ты, идиот,
я вообще-то не переводчик»!

МОСКВИЧ

   Вслед за новым законом умеренный стон.
   Утром в «ЦУМе» кочевник вернул «Вюиттон».
   Незнакомые люди в уборной.
   Черный хлеб… Подозрительно черный…

   Вот бездетная пара на йогу идет.
   Я боюсь за неё: упадет, пропадет!
   Ведь москвич – он пугливей мышонка,
   у него лишь айфон да мошонка.

   На работе – запара, а дома – загон.
   Так от смеха трясется тяжелый вагон.
   На перроне привычная слякоть.
   Я – москвич, и мне хочется плакать.

II

ОКСАНА БОРИСОВНА

   Оксана Борисовна, женщина строгая,
   на службе стоит и почти не моргает.
   Ну, верю я в Бога! Ну, верю же в Бога я!
   Тогда почему же он не помогает?!

   Я столько постилась, молилась, Ты слышал,
   себя выворачивала наизнанку.
   Да только пропала квартира, а Гриша
   зачем-то влюбился в соседскую Нанку.

   Зачем эти церкви, кресты с куполами,
   когда не допросишься даже здоровья!
   Не только молилась, ведь я и делами…
   Еще эта Нанка, эх, жопа коровья!

   Ведь всё это несправедливо и больно!
   Оксана Борисовна, женщина строгая,
   отеческой верой была недовольна,
   икону Матроны за краешек трогая.