– Когда ты хочешь ехать? – тихо спросила Седа, стоя с ним в Шереметьевском аэропорту и провожая взглядом «Ту-134», увозящий в Улан-Батор труппу единственного в Европе театра лилипутов.
– У меня билет на 17 октября, ты же знаешь, – сказал Брускин.
– Ты не хочешь взять меня с собой?
– Ты шутишь.
– Конечно, шучу. Где будем обедать? У меня или в «Арагви»?
– В Тарасовке.
На оставшиеся до его отъезда пять дней Седа взяла отпуск и провела его со своим любимым, не расставаясь с ним ни на минуту.
17 октября в 14.00 самолет «Ту-134» советской авиакомпании «Аэрофлот» рейсом номер 208 увез «спасителя еврейского народа» Вениамина Брускина в эмиграцию.
18 октября в 9.35 утра диспетчер «Скорой помощи» больницы имени Склифосовского получил по телефону срочный вызов по адресу Комсомольская площадь, 1-А.
– Опять эта Седа! – сказал диспетчер. – Давно она не чудила!
Он оказался прав даже больше, чем думал.
Прибыв на Комсомольскую площадь в дом номер 1-А и поднявшись на третий этаж в кабинет со взломанной дверью, врачи обнаружили там милицию, скорбную толпу сотрудников таможни и труп майора Седы Ашидовой. Хотя, милиция задержала всех, кто оказался в то утро в таможне, одного взгляда на Седу было достаточно, чтобы понять, что это самоубийство. Седа стреляла себе в грудь, в сердце, из именного пистолета системы «Макаров» с выгравированной на нем личной подписью министра МВД СССР генерала Щелокова.
Выслушав рапорт начальника Второго главного управления КГБ о самоубийстве майора Седы Ашидовой, генерал Цвигун спросил:
– Вы назначили расследование?
– Милиция расследует. Но честно говоря, что тут расследовать, товарищ генерал? – ответил начальник Второго управления. – И так все ясно. Жидам она мешала, жиды ее и убили!
P.S. По странному стечению обстоятельств через четыре года, 18 января 1982 года, выстрелом из именного оружия покончит жизнь самоубийством генерал КГБ Цвигун, а еще через восемь месяцев – министр МВД СССР генерал Щелоков. Но к еврейской эмиграции эти самоубийства отношения не имели.
Хотя – кто знает?!
Глава 17
Побег
Быть патриотом, учит Коммунистическая партия, – значит быть активным, сознательным, передовым борцом против темных сил реакции, мракобесия и человеконенавистничества, выступающих под антикоммунистическими штандартами империализма, на которых время от времени меняются только символы. Смена символики означает лишь перегруппировку в лагере наших врагов, однако классовая сущность фашизма не меняется от того, выступает ли он под знаком коричневой свастики, под голубой звездой сионизма или под звездно-полосатым флагом американского империализма.
Большевизм есть сатанинское насилие над русским духом. Он развился в благоприятной среде русского варварства, унаследованного в многовековой истории, как жертва европейской катастрофы, общеевропейского банкротства.
Фридриху Дозорцеву, следователю 18-го районного отделения милиции, тоже все было ясно в деле майора Седы Ашидовой. Свидетели – восемь сотрудников таможни и четыре отправителя грузового багажа – показали, что майор Ашидова пришла на работу в 9.05, поднялась, ни с кем не поздоровавшись, в свой кабинет и тут же заперлась изнутри. Она не приняла ни одного посетителя из очереди, поджидавшей ее в коридоре, а на стук старшего инспектора таможни Григория Королько, который принес ей на подпись багажные документы, сказала через дверь: «Я занята. Через час».
Ровно через двадцать минут в ее кабинете прозвучал выстрел. Испуганные грузоотправители и сотрудники соседней с ее кабинетом бухгалтерии таможни стали стучать в дверь, а инспектор Королько локтем выбил матовое стекло и, еще не открыв дверь, увидел Ашидову за ее письменным столом – отброшенную выстрелом к спинке своего кресла, с пистолетом в руке.
Медицинская экспертиза и отпечатки пальцев на пистолете и на сейфе, в котором Ашидова хранила свой «Макаров», также однозначно свидетельствовали о том, что Ашидова сама открыла этот сейф, достала оружие, села в кресло и, посидев минут десять, прижала пистолет к левой груди и нажала курок.