Любовные ошибки леди Валери

– Быть плохим моряком не стыдно, – сказал наставник. – Я видел, что сам король покидает палубу, когда море становится бурным.

Мальчик улыбнулся, хотя и с трудом.

– Я не моряк, хотя и вырос недалеко от воды. – Дени покачал головой. – Я лучше встречусь с врагом, чем с волнами.

– Так вот в чем причина? – Гил вспомнил, как волнение Дени сменялось нерешительностью. – Так вот почему ты не обрадовался, когда твой отец спросил, готов ли ты ехать со мной?

Дени кивнул, опустив голову.

– Я подумал, что… моя морская болезнь вас опозорит.

– Правда? А я думал, что… – Все это время он лишь гадал. – Я думал, тебе хочется, чтобы тебя воспитывал кто-то другой.

Мальчик удивился.

– Но ваши родственники сражались во Франции бок о бок с королем!

Гил открыл было рот, но ничего не сказал. Так оно и было.

– Так тебе говорили?

Морская болезнь отступала, и глаза у мальчика снова стали ясными.

– И что мой дед воспитывал вас.

– Разве тебе ничего не рассказывали о Бруэнах? Об их… преступлениях? – Насилие, похищения, убийство – он не мог впрямую обсуждать такие вещи с ребенком.

Мальчик пожал плечами, как будто это ничего не значило.

– Их ведь помиловали.

«Их помиловали»… Но Гил не помиловал сам себя.

– А я думал, что ты не хочешь служить с Бруэном. – Странное признание, но он знал, что это значит, когда был такого же возраста, как Дени.

– Я хотел служить именно с вами. Вы ведь ничего плохого не совершали.

Доверчиво прижавшись к боку Гила, Дени закрыл глаза и задремал.

Корабль по-прежнему качало, но не так сильно, как мир Гила. Бремя, которое он нес каждый день своей жизни, оказывается, ничего не значило для этого мальчика!

«Вы ведь ничего плохого не совершали».

И все же, будучи еще младше этого мальчика, он взял всю вину на себя, и ему казалось, что одно только знание делает его виновным в преступлениях, которые к нему отношения не имеют.

Можно ли назвать мудрецом семилетнего ребенка?

И все же с годами именно этот мальчик будет рассказывать о нем. Рассказывать беззлобно; истории о нем можно будет рассказывать перед сном, и они не станут причиной ночных кошмаров.

Что же он делал все эти годы? Снова и снова сражался с прошлым, как будто прошлое можно было изменить одной лишь силой воли. И все это время он оставался один на поле боя и цеплялся за войну, которая вытесняла другие воспоминания.

Теперь же оказалось, что он не жил по-настоящему. Он воздерживался от женитьбы и от всего остального. Много лет он стремился к искуплению. Ему казалось, что Кастилия, и только Кастилия, преобразит не только наступающее, но и ушедшее. Кастилия была видением, Граалем, кульминацией мечты, которая наконец позволит ему успокоиться, сказать: «Все, довольно. Наконец-то и я чего-то стою».

Теперь Кастилия все дальше уплывала от него. В этом году они туда не отправятся. А когда? Через год? Что, если он так и не доберется туда?

А если доберется?

«Ты все равно останешься Бруэном… Может быть, потом тебе будет уже все равно».

Ему казалось, что он хочет вернуть честь своей фамилии. На самом деле он хотел ее отменить. Вычеркнуть из истории, особенно из своей. Потом он представлял, что женщина посмотрит на него и увидит достойного рыцаря, который заслуживает ее восхищения, и не только.

Ее любви.

Вот чего он ждал!

Он потянулся за белым шелковым шарфом, который дала ему Валери. Он уже получил кое-что драгоценное – любовь. Если бы только вовремя понял!

Встречный ветер Ла-Манша развевал концы шарфа. Он снова посмотрел на берег. На лошадях они преодолели бы такое расстояние уже давно; на кораблях им приходилось идти против ветра. Они не успеют в Ла-Рошель вовремя. Он уже все понял, пусть даже этого еще не понял король.

Сунув подарок жены в нагрудный мешочек, он улыбнулся. А если они так и не попадут в Кастилию – что тогда?

Что ж, подумал он, удивив самого себя, некогда жил священник, который так и не удостоился нормальных похорон.

Валери приехала в Замок плачущих ветров только в середине сентября. Управляющий удивился тому, что снова увидел ее, и тем не менее приветствовал ее как хозяйку замка. Он кланялся и слушался ее, даже когда она давала указания насчет того, как выращивать бобы.

Более того, Валери показалось, что он испытал облегчение оттого, что мог разделить с кем-то свое бремя.

Ах, как бы все могло измениться, если бы Валери и ее муж в самом деле относились ко всему одинаково! По крайней мере, внешне она оставалась его женой, а значит, и хозяйкой и этого замка, и окружающих его угодий.

Осенью она обычно сажала розы, но у нее не было черенков, и она никак не могла начать все сначала. Если она не занималась делами усадьбы, она бродила по парку, изучала землю, свет, слушала завывание ветра.

Но, зная, что лежало в земле у южной стены, она не заходила на тот участок, а если случайно ее взгляд падал на него, она молча крестилась. В те недели она начала понимать, почему ее муж так стремился покинуть эти места.