Любовники. Плоть

– Ты наверняка заметил в процессе сношения – я уверен, что она требовала от тебя держать глаза открытыми, – что зрачки у нее сжимаются в крохотные булавочные головки. Это сокращение – непроизвольный рефлекс, сужающий ее поле зрения до твоего лица. Зачем? Чтобы фотокинетические нервы считывали данные только с него. Таким образом информация о конкретном цвете твоих волос передается в банк фотогенов. Мы точно не знаем, каким образом передают данные фотокинетические нервы, но это происходит с большой точностью.

– Волосы у тебя темно-золотистые. Каким-то образом эта информация становится известна банку. Он отсекает другие гены, управляющие цветом волос. Ген «темно-золотистые» дуплицируется и передается в генетический набор зиготы. То же самое происходит и с другими генами, управляющими чертами лица. Форма носа корректируется до женственной подбором правильной комбинации генов из банка. Они все дуплицируются и включаются в зиготу…

– Слышишь! – торжествующе вскричал Макнефф. – Ты породил личинок! Чудовищное потомство нечестивого нереального союза! Дети-насекомые! И у них будет твое лицо – наглядное свидетельство этого омерзительного распутства…

– Я, конечно, не большой знаток человеческих лиц, – перебил Фобо. – Но мне этот молодой человек кажется здоровым и красивым. В человеческом, разумеется, смысле.

Он повернулся к Хэлу:

– Теперь ты видишь, зачем Жанетте был нужен свет. И почему она симулировала алкоголизм. Пока она получала достаточную дозу спиртного перед копуляцией, фотокинетические нервы – весьма чувствительные к алкоголю – анестезировались. И был оргазм, но без беременности. Без смерти от зародившейся внутри жизни. Но когда ты стал разбавлять жукосок легкосветом… конечно, по неведению…

Макнефф взорвался визгливым смехом:

– Какой сарказм! Воистину сказано, что смерть есть награда антиреализма!

Глава двадцатая

– Не сдерживайся, Хэл, – сказал Фобо. – Поплачь, если хочешь, тебе станет легче. Не можешь? Жаль, это бы помогло. Но я продолжаю.

– Лалита, как бы по-человечески она ни выглядела, от своей членистоногой природы уйти не в состоянии. Нимфы, развивающиеся из личинок, вполне могут сойти за младенцев, но видеть самих личинок тебе было бы больно. Хотя они не более уродливы, чем пятимесячный эмбрион человека. Для меня, по крайней мере.

– Печально то, что мать-лалита должна умереть. Сотни миллионов лет назад, когда примитивные псевдочленистоногие готовы были вылупиться из яиц в ее чреве, в организме высвобождался некий гормон, кальцинировавший кожу и превращавший тело в могилу-чрево. Мать становилась оболочкой. Личинки поедали ее органы и кости, размягченные вымыванием кальция. Когда личинки заканчивали свою работу – есть и расти, – они превращались в нимф. Тогда они взламывали оболочку в наиболее уязвимом месте – на животе.

Пупок! Он единственный не кальцинируется, а остается мягким. К тому времени, когда нимфы готовы к выходу на свет, ткани пупка распадаются, высвобождая вещество, растворяющее кальций почти на всех тканях живота. Нимф, хотя и слабых, подобно человеческим младенцам и куда меньших размеров, инстинкт побуждает пробивать эту тонкую хрупкую оболочку.

– Следует понимать, Хэл, что пупок одновременно и функционален, и подражателен. Поскольку личинки не соединяются с матерью пуповиной, пупка у них нет. Но они выращивают похожее на него образование.

– Груди взрослых экземпляров также имеют двойную функцию. Как и груди женщин, они и сексуальны, и участвуют в репродукции. Конечно, молока они не выделяют, но все же они являются железами. И когда личинки готовы вылупиться из яиц, груди действуют подобно мощным насосам гормона, от которого твердеет кожа.

– Как видишь, ничто не пропадает зря – природа экономна. То, что позволяет лалите выжить в человеческом обществе, также осуществляет процессы смерти.

– Я понимаю необходимость фотогенов на гуманоидной стадии эволюции, – сказал Хэл. – Но когда лалиты находились на животной стадии эволюции, для чего им было нужно воспроизводить лицо отца? Между мордами самцов и самок животных различие невелико.

– Не знаю, – ответил Фобо. – Быть может, дочеловеческие лалиты не использовали фотокинетические нервы. Возможно, эти нервы – эволюционная адаптация существовавшей структуры, имевшей иные функции. Или рудиментарные функции. Есть некоторые свидетельства, что фотокинезис был тем средством, которым лалита меняла свое тело согласно тому, как менялось тело человека по мере восхождения по эволюционной лестнице. Разумным кажется предположить, что лалите нужен был бы подобный биологический механизм. Если не фотокинетические нервы, то какой-то иной. К несчастью, к тому времени, когда наша наука развилась в достаточной мере, чтобы изучать лалит, у нас не осталось доступных образцов. То, что мы нашли Жанетту, было чистой удачей. Мы обнаружили в ней несколько органов, чьи функции для нас – загадка. Для плодотворного исследования нам нужно осмотреть и других представительниц ее рода.