Любовники. Плоть

На самом деле ему не было никакого дела до чужих неприятностей, – его вела безумная надежда, что сгодится все, что угодно, любая мелочь, чтобы оттянуть финальный фатальный миг, когда они придут в его квартиру. И он показал на крупного и явно пьяного в зюзю кувыркуна, хватающегося за фонарный столб, чтобы не хлопнуться оземь игольчатым носом. Точь-в-точь пьянчужка девятнадцатого-двадцатого века, – вплоть до цилиндра, плаща и фонарного столба. Время от времени это создание стонало, словно обуреваемое глубоким волнением.

– Надо бы посмотреть, не ранен ли он, – сказал Хэл.

Все что угодно, лишь бы задержать Порнсена.

Гаппт не успел возразить, и Хэл подошел к кувыркуну. Положил ладонь на бессильно повисшую руку – другая обернулась вокруг фонарного столба – и заговорил по-сиддски:

– Можем ли мы вам помочь?

Наружность кувыркуна свидетельствовала о том, что он, возможно, тоже побывал в драке. Плащ не только был разорван на спине сверху вниз, но и густо усеян пятнами засохшей зеленой крови. Голова его находилась где-то в районе подмышки, и землянин с трудом разбирал, что он лопочет.

Порнсен потянул его за рукав.

– Давай, Ярроу, пошли. Ничего с ним не случится. Одним пьяным жуком больше или меньше, какая разница?

– Шиб, – согласился Хэл упавшим голосом, отпустил руку и двинулся вперед. Порнсен сделал шаг – и налетел на внезапно остановившегося Хэла.

– Что тормозишь, Ярроу?

В голосе гаппта мелькнула тревожная нота – и вдруг он заверещал в смертной муке.

Хэл обернулся лицом к той мрачной действительности, которая мелькнула у него в мозгу и заставила замереть на середине шага. Когда он тронул кувыркуна за руку, под пальцами вместо теплой кожи оказался холодный и твердый хитин. Несколько секунд вопиющее значение этого факта с трудом пробивалось через грубую сеть мозговых извилин, а потом он вспомнил разговор с Фобо по дороге в таверну, и то, зачем Фобо взял с собой рапиру. Хэл повернулся предупредить Порнсена – но было слишком поздно.

Гаппт прижимал обе руки к глазам, истошно визжа. Здоровенная тварь, отлепившись от столба, надвигалась на Хэла, и с каждым шагом ее туша, казалось, увеличивалась в объеме. Мешок поперек груди быстро раздувался, пока не стал похож на пульсирующий серый воздушный шар, и процесс этот сопровождался визжащим звуком. Мерзкая насекомообразная морда с двумя рудиментарными ручонками по краям пасти и трубчатым хоботком под ним смотрела на Хэла. Этот хоботок Хэл и спутал с носом кувыркуна. На самом деле эта тварь наверняка дышит через трахеи и два разреза под своими огромными глазами. В обычном состоянии дыхание вылетало бы из щелей с громким шумом, но сейчас было приглушено, чтобы не спугнуть жертв.

Хэл заорал от испуга. Одновременно он схватил свой плащ и вскинул его перед лицом. Возможно, для защиты было достаточно одной лишь маски, но рисковать он не собирался.

Тыльную сторону ладони будто пламенем обожгло. Он взвизгнул от боли, но отважно бросился вперед. Не успела эта тварь вдохнуть воздух, чтобы снова раздуть мешок и выбросить кислоту через трубку, как Хэл боднул ее головой в брюхо.

Тварь ухнула, опрокинулась на спину, задергала ногами в воздухе, как здоровенный ядовитый жук – впрочем, так оно и было. Потом тварь пришла в себя, перевернулась и попыталась подняться, но Хэл с размаха ударил ногой. Кожаный башмак легко пробил хрустнувший хитин.

Хэл выдернул ногу. Выступила кровь, темная в свете фонаря, и Хэл ударил снова, метя в пробоину. Тварь заорала и попыталась уползти на четвереньках. Землянин прыгнул на нее обеими ногами и распластал на цементе. Поставил каблук на тонкую шею и надавил изо всех сил. Шея хрустнула, тварь неподвижно застыла. Нижняя челюсть отвалилась, показав два ряда мелких игольчатых зубов. Рудиментарные ручонки по краям пасти слабо шевелились еще какое-то время, потом безжизненно повисли.

Хэл дышал тяжело, мучительно, никак не мог набрать достаточно воздуху.

Внутренности содрогались и будто рвались наружу через горло… пробились, – и Хэл согнулся в приступе рвотного спазма.

И сразу протрезвел.

Порнсен уже перестал кричать, лежал на боку возле канавы, поджав ноги словно спящий. Хэл повернул его к себе и вздрогнул, увидев лицо гаппта. Глаза частично выжгло, губы посерели от огромных безобразных волдырей. Язык, вывалившийся изо рта, распух и болтался серым клочком. Видимо, часть яда Порнсен все же проглотил.

Хэл выпрямился, отошел. Утром мертвое тело найдут патрульные кувыркунов и передадут землянам. Пусть иерархия занимается расследованием. Порнсен мертв, и Ярроу признался себе в том, в чем не позволял себе до сих пор признаться: он ненавидел гаппта. И рад, что тот мертв. Да, его смерть оказалась ужасной, так что с того? Гаппт страдал недолго, а Хэла заставлял страдать почти тридцать лет.

Сзади раздался тихий звук, и он резко обернулся.

– Фобо?

Послышался стон, за ним – искаженные болью невнятные слова.

– Порнсен? Не может быть… ты же мертв!

Но Порнсен был жив. Он покачивался, вытянув перед собой руки, осторожно шагал наощупь.