Любовники. Плоть

– Ну нет, такое ему не сойдет с рук. Он кем нас, сиддян, считает? Мышками, тихо шуршащими в норке?

И то, чего он ожидал, случилось. Коренастый кувыркун, к маске которого Порнсен потянулся, вдруг встал и поднял маску самого гаппта. Увидев не-озановское лицо, он на миг опешил, а потом взвизгнул и, выкрикнув что-то, двинул землянина в нос.

И начался бедлам. Порнсен пошатнулся, отлетел к чьему-то столу, перевернул его, падая, вместе с кружками и шлепнулся на пол. К нему тут же прыгнули два кувыркуна, еще кто-то ударил четвертого, тот дал сдачи. Дьюрок, схватив короткую дубинку, вмешался в свалку и начал колотить дерущихся сзади по ногам и спинам. Кто-то плеснул ему в лицо жукосоком.

И в этот момент Фобо щелкнул выключателем и погрузил таверну во тьму.

Хэл стоял в совершеннейшем ступоре, и тут его схватили за руку.

– За мной!

Почувствовав уверенное рукопожатие, Хэл повернулся и пошел за Фобо, спотыкаясь, – видимо, по направлению к задней двери.

Но такая же идея возникла сразу у многих посетителей сего злачного места. Хэла сбили с ног, потоптались по нему, Фобо выпустил его руку. Ярроу крикнул ему вслед, но если и был какой-то ответ, его заглушил хор воплей:

– Отвали!

– Слезь с меня, дубина, мать твою жучиную!

– Ах ты ж, растак вас, набились в двери, не пройти!

К шуму прибавился резкий треск. Хэл задохнулся от мерзкой вони – кувыркуны в стрессе выпускали газ из своих бешеных мешков. Хватая ртом воздух, Хэл пробился из двери наружу и через несколько секунд, кое-как перебравшись через извивающиеся тела, освободился от давящей тесноты и метнулся в какой-то переулок. Оказавшись на улице, он побежал со всех ног. Куда – и сам не знал, его вела лишь одна мысль: уйти как можно дальше от Порнсена.

Горели на высоких тонких железных столбах дуговые фонари. Хэл бежал, почти задевая плечом здания, стараясь держаться в тени многочисленных балконов. Через минуту, оказавшись возле узкого прохода, он замедлил шаг. Глянул, убедился, что это не тупик, бросился туда и вскоре вышел к большому квадратному баку – судя по вони, мусорному. За ним он и притаился, стараясь перевести дух. Постепенно легкие пришли в равновесие, Хэл прекратил разевать рот как рыба, выброшенная на берег. И грохот пульса в ушах стих.

Погони не было слышно. Посидев еще немного, он решил, что уже можно подняться. Ощутил тяжесть бутылки в кармане плаща. Удивительно, что она не разбилась. Жанетта получит свою выпивку. Ему будет что ей рассказать! И после всей этой переделки он наверняка получит награду…

Хэл повел плечами, чувствуя, как по телу побежали мурашки, и быстрым шагом пошел по переулку. Он понятия не имел, где находится, но в кармане была карта города, распечатанная еще на корабле, с подписанными названиями улиц по-озановски, с американским и исландским подстрочным переводом. Значит, ему нужно всего лишь при свете фонаря прочесть надпись на указателе, сориентироваться по карте и вернуться домой. А что до Порнсена – у того нет никаких реальных улик против Хэла, и обвинить его гаппт не сможет, пока не наскребет что-нибудь посущественнее. У Хэла золотой ламед, и это ставит его вне подозрений. Так что пусть Порнсен…

Глава двенадцатая

Порнсен! Стоило лишь произнести про себя его имя, как он тут же материализовался. За спиной застучали сапоги, и Хэл обернулся. По переулку шел коротышка в плаще, и свет фонаря плясал на опущенном плече, мелькал на черных сапогах. Маски на нем не было.

– Ярроу! – торжествующе заверещал гаппт. – Можешь не бежать! Я видел тебя в той таверне, тебе теперь не оправдаться! – Дробно цокая каблуками, он подбежал к подопечному. – Ты там пил! Я видел собственными глазами!

– Ну да? – прохрипел Хэл. – Еще что?

– А этого мало? – заверещал гаппт. – Или ты прячешь еще что-нибудь запретное у себя в квартире? Наверняка! Наверняка у тебя там полно бутылок! Ну-ка, пойдем! Прямо к тебе! Все там обыщем – я не удивлюсь никаким доказательствам твоего нереального мышления.

Хэл ссутулил плечи, сжал кулаки, но промолчал. Ему было велено идти впереди, быстренько шагать к зданию, где жил Фобо, и он пошел без малейшего признака неповиновения. Как победитель и побежденный, они гулко промаршировали из переулка на улицу. Вот только Хэл время от времени портил картину, пошатываясь и хватаясь за стену, чтобы не упасть.

– Ты, пьяный наврум! – оскалился Порнсен. – Меня тошнит от одного лишь взгляда на такую скотину!

Хэл протянул руку, указывая вперед.

– Кажется, здесь плохо не только мне. Посмотри на него.