Но внутри мое сердцебиение отдается в висках, и зуд начинает нарастать, как угрожающий прилив в моем мозгу. Каждый раз, когда я пытаюсь снова сосредоточиться на ее словах, навязчивые мысли снова затягивают меня, как рыбу на крючок.
Я заперта в самом худшем месте, которое я знаю, – в темных и извращенных закоулках моего собственного разума. Цена, которую я плачу за тихое место в своем сознании, куда я убегаю, когда мне нужно безопасное пространство, - это садистский голос в моей голове. Ненавистная, недобрая версия меня, которая стремится только к саморазрушению.
Я начинаю тревожно постукивать левой ногой, пытаясь заглушить голос. Я ковыряю ногти, впиваясь большим пальцем в плоть вокруг них и сдирая кожу. Боль - долгожданное облегчение от моих суматошных мыслей. Они кричат мне, что я никчемная и непривлекательная. Они непреднамеренно подтверждаются каждым словом, которое говорит моя мама.
- Тебе лучше не рвать кутикулу, - укоризненный тон моей матери прорывается сквозь дымку.
Я закрываю глаза, чтобы не слышать тираду самобичевания, которую обрушивает на меня голос, надеясь, что если я зажму их достаточно сильно, то смогу прогнать ненавистную себе часть моего мозга.
- Это отвратительная привычка, - она раздраженно вздыхает. - Действительно, какой смысл тратить все эти деньги на одежду и прическу, если твои руки будут выглядеть так, будто ты зарабатываешь на жизнь мытьем посуды?
Если я скажу ей, что маникюру фехтовальщицы трудно оставаться безупречным, она не услышит. Она никогда не хотела, чтобы я занимался спортом, это был любимый проект моего отца - сделать из меня спортсмена.
Она хотела, чтобы я была светской девушкой, дебютанткой, как она. Она бесконечно разочарована во всем, что не соответствует тому, что я идеальная леди, и не одобряет того, что ее амбиции в отношении меня прямо противоположны амбициям моего отца.
Неудача - это не вариант для меня, но и успех тоже, когда я застряла между разными и часто удушающими стремлениями моих родителей.
У меня сводит живот, когда я заезжаю на парковку, решив припарковаться сзади, где кусты и деревья обеспечат мне уединение. Мне нужно положить трубку, пока она не придралась к тому, как я дышу.
Как зуд, отчаянно нуждающийся в царапине, голос кричит мне, чтобы я его уничтожил.
-Мне нужно идти, я собираюсь познакомиться со своими новыми соседями по комнате, - говорю я ей.
Ее взгляд смягчается, впервые она смотрит на меня не осуждающе с тех пор, как я ответил на ее звонок.
-Ты же знаешь, что я люблю тебя, правда, дорогая?
Вообще-то, да. Во многих отношениях моя мама хороший родитель, просто она не заинтересована в том, чтобы разорвать порочный круг поколений. Она воспитывает так, как ее воспитывали, когда критика затмевает комплименты, а эмоциональный интеллект высмеивается как нечто, присущее только хиппи.
- Я тоже тебя люблю.
Повесив трубку, я кладу голову на руль и пытаюсь отдышаться. Я пытаюсь игнорировать зуд, который ползет у меня под кожей, игнорировать голос в моей голове, который запугивает и контролирует меня, извергая в мой адрес ненавистные слова, как какой-то темный монстр, но уже слишком поздно.
Я бессилен сопротивляться этому.
Это завладевает моими рациональными мыслями, отталкивая настоящую меня на задний план, когда я снова погружаюсь в это.
Я выхожу из гольф-кара и оглядываюсь по сторонам. Я с трудом могу заниматься этим со своими новыми соседями по комнате наверху. Справа от меня есть несколько кустов. Здесь никого нет, никто меня не видит.
Я бегу к кусту и опускаюсь за ним на колени. Мне больше не нужно засовывать пальцы себе в горло, чтобы сделать это, но я все равно это делаю.
Я бесстрастно наблюдаю, как бургер и картошка фри легко поднимаются и падают на траву подо мной. Я снова начинаю, желая,
Облегчение длится недолго и быстро смывается сокрушительным стыдом. У меня нет времени предаваться этим мыслям, не тогда, когда я должна идти знакомиться с девушками. Лезу в свою спортивную сумку, достаю пачку жвачки и жую одну, чтобы избавиться от кислого привкуса во рту.
За дверью я перевожу дыхание, чтобы прийти в себя. Я смотрю на себя в камеру телефона. Я удивляюсь, почему никто другой не может сказать, насколько я сломлена, когда для меня это так болезненно очевидно.
Я изображаю счастливую улыбку и открываю дверь.
Я захожу и вижу брюнетку, обнимающую мою лучшую подругу, в то время как вторая девушка с серебристыми волосами говорит: - Серьезно. Ты была великолепена, Сикс!”
Я слежу за тем, чтобы моя улыбка была на месте, когда подхожу к ним.
- Мы уже лучшие друзья?
Глава 10