Любовь в каждой строчке

Однажды, когда мы учились в восьмом классе и я осталась ночевать в книжном, Генри прочел мне это стихотворение. Мы лежали в магазине на полу, и я заявила, что не люблю поэзию: «Я ее просто не понимаю, она не вызывает у меня никаких чувств». – «Подожди-ка», – сказал он и принес из «Библиотеки писем» эту книгу.

Он читал, и я чувствовала, что это именно любовная песнь. До сих пор помню его голос: «Мы грезили в русалочьей стране». Я неотрывно смотрела на трещину в потолке – она походила на слезинку. «Разве я посмею потревожить мирозданье?»[28] – продолжал он. Я не знала, о чем вообще это стихотворение, но, лежа рядом с Генри, слыша его голос, мне захотелось встряхнуть и себя, и его – дать понять, что я, Рэйчел, не просто его лучший друг.

Мне понравились строки, рассказывающие о непонятной жизни. «Объясни», – попросила я. «Я могу, но разве нужно обязательно понимать, чтобы любить? Ты оценила красоту стихотворения, и этого достаточно, – сказал он, закрывая книгу. – Вот тебе и доказательство того, что нельзя не любить поэзию». Он прикрыл глаза и через некоторое время засопел, а я забрала у него книгу и перечитала стихотворение.

Сейчас я смотрю на слова и предложения, которые Генри подчеркнул за все эти годы. Да и не только он отмечал здесь строчки. Тогда, в восьмом классе, я не разглядела этих пометок. Не заметила я и титульного листа, на котором есть надпись: «Дорогая Е., оставляю эту книгу в библиотеке, потому что не могу ни оставить ее у себя, ни выбросить. Ф.».

Не нужно много ума, чтобы понять, что Е. нет в живых. Что некоторые пометки в «Любовной песне» принадлежат ей, что она сама есть на этой странице – той же самой, где есть Генри и я. Она любила те же слова, что любили мы.

В тишине магазина я перестаю сердиться на друга. Сажусь на пол, снова и снова перечитывая стихотворение. У меня в голове звучит голос Генри. Думаю о том, скольких людей помнит эта книга. Память в словах. Моя память хранится во всех экземплярах книг с этим стихотворением. У каждого, кто его читает, появляется моя память.

Решаю дождаться Генри. Беру с витрины «Облачный атлас», кладу на прилавок пять долларов и устраиваюсь на диване.

Облачный атлас

Дэвид Митчелл

Надпись на титульном листе

Дорогой Грэйс в первый день учебы в университете. «Все люди по природе своей стремятся к знанию»[29]. Аристотель (и папа)

В добрый путь. Он непредсказуемый и слегка запутанный, но, надеюсь, добрый.

Генри

Я снова везу Мартина домой. Мы некоторое время смеемся над Грегом, потом замолкаем. Догадываюсь, что он думает о Джордж. А я думаю о споре с Рэйчел и о ней вообще.

– Какая она была раньше! – рассказываю я Мартину. – Ей не было равных в плавании: всегда занимала первое место на всех школьных соревнованиях. Каждый год, пока не появилась Эми, ей доставался приз за естественные науки. Что у нее ни спроси – все знает. Мечтала изучать глубоководных рыб – ну, тех страшных, которые обитают в кромешной тьме.

– Я боюсь акул, – вставляет Мартин.

– Вот именно! А она не боится.

Мартин показывает, как подъехать к его дому, – мы уже на другом берегу. Дом обшит досками, во дворе огромная смоковница. На веранде под деревом две женщины.

– Мамы, – говорит Мартин, и я машу им рукой, пока он выходит.

Эта часть города навевает воспоминания об Эми – она любила рассказывать об этих местах. Так никогда и не привыкла к Грейстауну. Это понятно: хоть мне самому и нравится там жить, всё же наши улицы не такие зеленые, как здесь. По дороге назад думаю об Эми: может, все-таки она поймет, что Грег тупой? Вспоминаю, как она, перед тем как уйти из книжного, коснулась моей руки. Меня не покидает надежда, ведь Эми всегда возвращалась. И я, сделав крюк, еду по ее улице. Нет, я не жду Эми на ступеньках дома, всего лишь оставляю в почтовом ящике записку:

Просто я думаю, что он тебе не пара, вот и все.

Генри

Я открываю дверь магазина и вижу Рэйчел. Щурясь в тусклом свете, она читает «Облачный атлас».

– Я думал, беллетристика – это не твое, – говорю я и включаю свет.

– А вдруг у меня изменились вкусы?

«Облачный атлас» – это собрание повестей о разных временах, и Рэйчел интересуется, связаны ли они между собой.

– По какому принципу они подобраны? – допытывается она. Именно так Рэйчел расправляется с художкой: читает последнюю страницу первой, вытягивает из меня сюжет, так что читать уже неинтересно. Заглядывает в Google, ищет значение незнакомых слов. – Это роман или просто разные истории? Скажи хотя бы это.

– Нет уж, – отзываюсь я, Рэйчел хмурится и закладывает страницу клочком бумаги.

– Пойдем погуляем? – спрашивает она, и мы выходим в ночь.

Повторяем маршрут, каким ходили в девятом классе, когда было жарко и мы не могли заснуть: по Хай-стрит, вокруг большого квартала – и назад к книжному. Обычно мы наворачивали два круга.