Любовь, только любовь

Согласно инструкции, все должны были оставаться на своих местах до вынесения приговора. В тот момент могли представиться две возможности: либо Жанна вверяла себя церковному суду и монахини брали ее под свое попечение, либо она отказывалась и ее отдавали в руки палача. И в том и в другом случае Катрин должна была забиться в конвульсиях, изображая истерику, а Николь под видом помощи Катрин должна была создать суматоху на кладбище. Жан Сон, который со своей дозорной башни мог видеть и особенно слышать пронзительные крики женщин, должен был одновременно начать звонить в два колокола, Рувель и Каш-Рибо, громкие удары которых во все времена созывали руанцев на защиту города или призывали к восстанию. Этот неожиданный набат должен был окончательно посеять панику и создать переполох, чтобы дать возможность Арно и брату Изамбару, который все время находился около Жанны, вырвать пленницу из рук стражи и затащить ее в церковь. С таким человеком, как Кошон, право убежища ничего не могло бы дать, а лишь помогло бы выиграть две-три минуты у преследователей и успеть опустить плиту за Жанной до того, как англичане обнаружат место побега. Дева и ее спасители окажутся к тому времени уже за городом и присоединятся после захода солнца к Ла Гиру, который постарается подойти как можно ближе к городу. Оправившись от своего мнимого недомогания, Катрин легко сможет догнать беглецов…

Публика теперь заполняла кладбище, и холм с распятием, к которому прислонилась Катрин, огибало людское море, но она, к счастью, находилась над ним.

Высоко в небе стремительно носились черно-белые ласточки, а с высокой ажурной колокольни на толпу тяжело обрушивался погребальный звон. У Катрин сжалось сердце от страха – она увидела палача и его помощников, а затем окруженный солдатами худенький силуэт, одетый в черное.

Когда Жанна поднялась на эшафот, предназначенный для нее, в толпе прокатилась волна шепота, в котором слышалось сострадание.

– Какая она молоденькая и худенькая! – прошептала какая-то женщина.

– Бедняжка, – вторил ей седобородый старик. – Ей, видно, досталось в тюрьме, будь прокляты эти изверги!

– Тише! – сказала молодая девушка. – Вдруг вас услышат…

Вскоре, однако, все замолчали. Человек в черном встал рядом с коленопреклоненной Жанной, держа в руках пергаментный свиток, перевязанный красной лентой. Кто-то позади Катрин прошептал боязливо:

– Это мэтр Гийом Эрар из Сорбонны. Он сейчас будет читать проповедь.

И в самом деле, ученый муж начал звонким и вкрадчивым голосом произносить длинную напыщенную проповедь на тему «Ветвь не может давать плоды, если она оторвана от куста…». Но Катрин не слушала его. Она со страхом смотрела на бледную исхудавшую Жанну. Мужской костюм из черной саржи мешком висел на ней. Ее длинные волосы обрамляли впалые скулы, а ясные голубые глаза, казалось, занимали все лицо. Но мужество ее не было сломлено.

Внизу около трибуны, как раз за кордоном солдат, Катрин заметила темно-зеленую шляпу Арно, чье нервное напряжение передалось и ей. Сейчас спасение Жанны и его собственная жизнь зависели от его силы и быстроты действий. Арно поставил на карту свою собственную жизнь, решив спасти пленницу. И он, и Катрин понимали это, и когда они расставались утром этого дня, молодой человек сбросил свою ледяную маску… правда, всего лишь на мгновение. Он взял руку Катрин с шершавой, потрескавшейся от стирки кожей и приник к ней губами.

– Если я умру, не забывайте меня… – прошептал он. От сильного волнения у Катрин сжало горло, и она ничего не могла произнести. На глаза навернулись слезы, но Арно уже удалялся от нее, трогательный и смешной в костюме, слишком узком для его крепкого тела. Все, что могла сделать молодая женщина, это заключить поглубже в своем сердце воспоминание об этом мгновении…

Голос проповедника становился громче, заставлял Катрин прислушаться к нему.

– О, король Франции! – воскликнул он. – До сих пор ты не сталкивался с чудовищами, но сегодня ты обесчещен, поверив этой женщине, колдунье, суеверной еретичке…

Но в этот момент Жанна произнесла ясным, спокойным и ледяным, полным презрения голосом:

– Ничего не говори о моем короле! Он настоящий и добрый христианин!

Толпа заволновалась, но это длилось лишь мгновение. Эрар продолжил свою проповедь, и Катрин потеряла к ней всякий интерес. Приближалась развязка, она это чувствовала…