Любовь, только любовь

Поздно вечером, уже после того, как закончилась самая молчаливая из их совместных трапез, обитатели дома по улице Урс собрались в подвале, где уже были брат Изамбар и брат Этьенн, вернувшиеся в этот вечер из Лувье. Доминиканец и францисканец принесли плохие вести. Их лица, изборожденные морщинами, были печальны.

– Нет, ей не вынесли приговор, – отвечал брат Изамбар на вопрос Арно, – это далеко не так. В четверг ее должны отвезти на кладбище аббатства Святого Уана, чтобы там публично обвинить, заставить отречься от своих грехов и покориться святой церкви, иначе говоря – мэтру Кошону. Если она откажется, ее бросят в костер, если согласится…

– Что – если согласится? – повторила Николь.

Монах в белой рясе и накинутом на плечи черном плаще пожал костлявыми плечами. Его исхудавшее лицо стало суровым.

– Вообще-то они должны вернуть ее в монастырь, чтобы держать под стражей и заставить раскаяться. Ведь надо же угодить трибуналу, который наложил это наказание. Но мне кажется, это ловушка: Кошон что-то задумал. Слишком часто он обещал Уорвику, что Жанна умрет.

Пока все обдумывали слова монаха, мэтр Сон вытащил из кармана свиток пергамента и развернул его на бочке. Чтобы он не скручивался, каменщик поставил сверху железный подсвечник и разгладил рукой потрескавшуюся и почерневшую кожу. У всех присутствующих были мрачные лица, и только у него вид был довольный. Его жена заметила это:

– Тебе что, доставило удовольствие все, что тут сказал брат Изамбар?

– Гораздо большее, чем ты можешь себе представить: у нас появилась возможность спасти Жанну. Здесь, – добавил он, указывая на пергамент, – старинный план аббатства Святого Уана, об этом я уже говорил. План представляет значительный интерес. Лучше посмотрите сами…

Они собрались вокруг, с интересом разглядывая из-за его спины пергамент. И очень долго Жан Сон сдержанным голосом разъяснял, что было на плане.

Огонь и вода

Убедившись в том, что она сможет устроиться там, где Жан Сон и Арно ей рекомендовали, Катрин добралась рано утром до кладбища аббатства Святого Уана. Она должна была сидеть на ступенях полуразрушенного распятия, установленного на холме против трибун, приготовленных для судей, и маленького эшафота, на котором займет место Жанна. Неподалеку, между трибунами и южным портиком церкви Святого Уана, возвышалось зловещее кострище, сложенное накануне каменщиком и грозившее развалиться под тяжестью дров. Спустя некоторое время Николь устроилась с группой разодетых кумушек под навесом одной из деревянных галерей, окружавших огороженное место для мертвых. На крышах галерей были свалены кости уже убранных тел. Это место называли оссуарий. Кладбище быстро заполнялось народом, теплая погода и любопытство заставили выйти на улицу почти весь Руан. Большинство видели Жанну впервые.

Вскоре Катрин узнала Арно. Одетый в черный облегающий потертый костюм, сутулый, в широкополой темно-зеленой шляпе, он сел как можно ближе к эшафоту, приготовленному для Жанны, как раз позади кордона английских лучников. Держа свои пики крест-накрест, они образовали крепкий заслон, который, однако, не смог бы устоять под натиском такого сильного человека, как капитан. Остальные заговорщики должны были находиться каждый на своем месте: Жан Сон – на дозорной башне, брат Этьенн – внутри церкви Святого Уана.

План каменщика был предельно прост. Роясь несколько лет тому назад в старых чертежах церкви, он узнал о существовании подземного хода, ведущего в старую романскую часовню. Не зная почему, он никому не обмолвился ни словом и был сейчас этому очень рад. Он знал точно, под какой плитой находится старинная лестница, и, пока мастеровые возводили по заказу суда основание для костра, он под предлогом осмотра опор часовни сдвинул плиту и показал брату Этьенну, как ее можно без труда поднять. Одеяние францисканского монаха позволяло ему днем и ночью входить в церковь, не привлекая ничьего внимания. Сейчас он должен был молиться в часовне, ожидая прихода Арно вместе с беглянкой.