Любовь, только любовь

Сара была не из тех, кто спорит или удивляется. Она просто достала из сундука темный плащ и накинула на себя.

— Dame!3 воскликнула она.

Катрин торопливо набросала несколько слов, внимательно их перечитала и посыпала песком чернила.

«Поторопись, — написала она Барнаби. — Ты единственный, кто может мне помочь, и ты знаешь, как я ненавижу того, о ком мы говорили…»

Довольная запиской, она протянула сложенную бумажку Саре.

— Вот, — произнесла она. — Поспеши.

— Барнаби получит твое письмо через четверть часа.

Оставь дверь открытой.

Сара бесшумно, как тень, выскользнула из комнаты, и как ни прислушивалась Катрин, она не могла услышать ни ее шагов, ни стука двери. Цыганка как будто растворилась в воздухе.

Гедеон сидел на жердочке, спрятав голову на груди, и дремал, закрыв один глаз. Он следил за хозяйкой, занятой своими делами в столь непривычное для этого время. Она вытаскивала платья из сундуков, прикидывала их на себя, бросая одни на пол, а другие откладывая на кровать.

Эта непривычная суета настроила птицу на ее обычные трюки, так как по всему было видно, что спать еще рано. Гедеон встрепенулся, распушил сверкающее оперенье, вытянул шею и прокричал:

— Храни Господь герцога!

Но повторить свой крик он не смог — одно из платьев, брошенное Катрин, ослепив, накрыло его.

— Пусть герцог убирается к черту, и ты вместе с ним! — закричала девушка сердито.

Сара вернулась около полуночи. Катрин, ожидая ее, сидела на кровати, потушив все свечи.

— Ну? — только и спросила она.

— Барнаби говорит, что все идет хорошо. Он даст тебе знать, когда ты будешь жить у госпожи де Шандивер, как решил поступить… и что тебе нужно будет сделать.

Глава седьмая. МАТЬ КОРОЛЕВСКОЙ ФАВОРИТКИ

Красный луч солнечного света, испещренный золотом, струился из высокого оконного витража с изображением святой Цецилии с арфой и падал на Катрин, неподвижно стоявшую посреди огромной комнаты. У ее ног, держа во рту булавки, присела портниха. Свет едва освещал темные одежды пожилой дамы, одетой, несмотря на жару, в коричневый бархат, отделанный мехом сурка. Она сидела очень прямо на дубовом стуле с высокой спинкой, наблюдая примерку. У Мари де Шандивер было доброе лицо с тонкими чертами и бледно-голубыми глазами, которое очаровательно оттенял головной убор из дорогого фламандского кружева. Поражала глубокая печаль, которая, казалось, противоречила ее мягкой улыбке. В Мари де Шандивер чувствовалась женщина, терзаемая тайным горем.

В руках лучшей в городе портнихи розовая с серебром парча, которую выбрал Гарэн де Брази, превратилась в царственное одеяние, в котором красота Катрин засияла так ярко, что у ее покровительницы стало тревожно на душе. Как и Барнаби, пожилая дама сознавала, что такое совершенства несет в себе больше семян разрушения, чем обещаний счастья. Но Катрин смотрела на себя в зеркало с таким детским восхищением, что госпожа де Шандивер постаралась скрыть свои мрачные размышления. Мерцающая мягкая ткань, вспыхивающая, как река на восходе солнца, ниспадала изящными складками с ее стройной талии и расходилась сзади веером, образуя короткий шлейф. Платье было очень простым. Катрин отказалась от каких бы то ни было украшений, заявив, что ткань сама по себе уже украшение. Глубокое декольте вырезанное широким углом, доходило до самого пояса, расположенного прямо под грудью. Вырез открывал серебряную ткань нижнего платья, на котором мягко светилась брошь в виде цветка из розовых круглых жемчужин. Это был первый дорогой подарок Гарэна де Брази своей невесте. Другие жемчужины украшали серебристый конусообразный головной убор, окутанный розовой кисеей, и обвивали стройную шейку девушки. Сзади на платье также был глубокий вырез, открывавший лопатки. Длинные узкие рукава, плотно облегая руку, доходили до самых пальцев.

Мари де Шандивер говорила ровным голосом:

— Эту складку справа следует немного приподнять… там, под рукой, она лежит не правильно. Так гораздо лучше! Вы выглядите ослепительно, дитя; один взгляд в зеркало, должно быть, убедил вас в этом!

— Спасибо, госпожа, — произнесла Катрин, улыбающаяся и довольная самой себе вопреки.

В течение месяца, что она жила у Шандивер, ее страхи и предубеждения улетучивались один за другим. Ее аристократическая наставница относилась к ней без какого-либо высокомерия или сарказма. Она принимала ее как девушку знатного происхождения, никоим образом не давая ей почувствовать, что она принадлежит к низшему сословию, и Катрин, со своей стороны, нашла в этой хорошей и доброй женщине друга и истинного советчика.