Когда молодая служанка вернулась, неся в руках поднос, на котором был ужин, Катрин почувствовала, что очень голодна. Утром, перед поединком, она не смогла проглотить ни кусочка, несмотря на настойчивые просьбы Эрменгарды, и теперь с большим аппетитом съела целую миску супа со взбитыми яйцами, половину жареного цыпленка, заливное из зайца и несколько засахаренных слив, запив все это сансеррским вином из золотого кубка. Затем она отставила в сторону поднос, который служанка тотчас унесла и опять улеглась среди подушек. Она почувствовала себя значительно лучше. Когда молоденькая девушка спросила ее, не нуждается ли она еще в чем-нибудь, Катрин с беспокойством спросила, где сейчас герцог. Служанка ответила, что он только что уехал в зал магистрата, где сейчас начинается праздник.
— Тогда опусти занавески и можешь идти, — сказала Катрин. — Мне больше ничего не нужно.
Девушка опустила занавески над кроватью, сделала быстрый реверанс и выбежала на цыпочках из комнаты. В теплых глубинах кровати Катрин попыталась заставить себя хорошенько обдумать ситуацию, в которую она попала, и понять, как вести себя с герцогом, когда он рано или поздно вернется и потребует плату за то, что он рассматривал как ее долг.
Но она устала, ее клонило в сон, и сейчас она была не в состоянии что-либо придумать. Уютно завернувшись в теплое шелковое одеяло, Катрин мгновенно уснула.
Когда она открыла глаза, то, к своему удивлению, обнаружила, что занавес вокруг кровати поднят и уже день. Филипп был в комнате, но стоял у окна в том же платье, что и вчера, и что-то писал за высоким железным столом, на котором находилось несколько свитков пергамента. Скрип гусиного пера по пергаменту и отдаленный петушиный крик нарушали тишину. Услышав, что она села на кровати, герцог, улыбнувшись, повернулся к Катрин.
— Вы хорошо спали?
Бросив перо на стол, он подошел к кровати и, поднявшись на две ступени и оперевшись локтем на столбик кровати, взглянул на нее с высоты своего роста. Катрин сначала посмотрела на герцога, затем на постель, которая была столь же гладка и опрятна, будто она только что забралась туда. Выражение ее лица заставило Филиппа рассмеяться.
— Нет… Я не тронул вас. Прием закончился рано утром, я вернулся сюда и увидел, как вы крепко спите. Как бы сильно я ни желал вас, мне было жаль будить вас… Кроме того, мне не нравится заниматься любовью со спящими женщинами, не отвечающими на ласки. Но как свежо и нежно ты выглядишь сейчас, любимая! Твои глаза светятся, как сапфиры, твои губы…
Лицо Филиппа осветилось любовью. Он сел на кровать рядом с ней, взял ее за руки и стал нежно и ласково целовать ее. Абсурдная, нелепая мысль пронзила сознание, Катрин. Он напомнил ей дядю Матье в его винном погребе в Марсаннэ, когда тот пробовал одно из своих лучших вин. Удивительно проворные губы Филиппа были совершенно не похожи на губы Арно, в которых жила жажда поцелуев. Филипп же ласкал своими поцелуями, они были обдуманны и расчетливы, их единственной целью было вызвать желание в женском теле. Он касался ее нежно, так нежно, что Катрин чувствовала, что слабеет. Это было как все убыстряющееся скольжение по склону к чему-то, чего она еще не могла разглядеть. Не было ничего, что могло бы остановить падение… Но редкие, изысканные, пугающие, головокружительные ощущения не имели ничего общего с ее настоящим чувством. Ее сердце осталось нетронутым, но тело отвечало страстно и горячо.
Позже, когда Филипп выпустил Катрин из своих объятий, его губы продолжали ласкать ее тело, она, легко вздохнув, покорно ждала его следующего шага. Но ничего не случилось. Тяжело вздохнув, Филипп оторвался от нее.
— Какая жалость, что у меня назначен прием, любимая! Рядом с тобой можно легко забыть обо всем!
Однако, что бы он ни говорил, он полностью владел собой. Он улыбался, но серые глаза оставались холодными. У Катрин было тяжелое чувство, что он тщательно изучает ее. Не сводя глаз с нее, он вернулся к столу, схватил маленький колокольчик и позвонил. Появился с поклоном паж.
— Скажите капитану де Руссе, что я хочу видеть его и тех, о которых говорил ранее…
Затем, когда паж с поклоном ушел, герцог обратился к Катрин:
— Умоляю простить меня за то, что принимаю по государственным делам в вашем присутствии, — сказал он с вежливой улыбкой, которая, однако, не коснулась его глаз. — Я особенно хочу разобраться с этими делами, пока вы здесь, чтобы полностью успокоить вас. Надеюсь, вы будете довольны.
Прежде чем Катрин, которая не поняла ни слова из того, что он говорил ей, смогла ответить, дверь отворилась, и вошли трое мужчин. Первым был Жак де Руссе. Но когда она увидела других, ей пришлось закусить губы, чтобы не закричать от ужаса: это были Арно и его друг де Ксантрай!