Любовь, только любовь

Мало-помалу, убаюканная монотонной дробью дождя, Катрин начала клевать носом н вскоре, растянувшись на скамейке, крепко уснула. Она не видела, как отворилась дверь и появился огромный тюрбан маленького доктора. Его пронзительный взгляд быстро окинул комнату, немного задержавшись на раненом; убедившись, что тот спит, мавр отвернулся, и на его дубленом лице появилось странное выражение, когда он увидел Катрин, спящую на скамье. Сначала он хотел подойти и разбудить ее, но остановился посреди комнаты и пожал плечами. Его губы скривились в иронической улыбке, и он вышел из комнаты так же тихо, как вошел, осторожно притворив за собой дверь.

Катрин не знала, что маленький доктор, встретившись на галерее с Матье, запретил ему входить в комнату рыцаря, объяснив, что лихорадочное состояние сделало его сон очень чутким. Суконщик удалился на свою соломенную постель в конюшне, даже не подозревая, что его племянница спит в комнате рыцаря.

Около половины пятого утра Катрин открыла отяжелевшие веки. Начинался день, и на птичьем дворе гостиницы голосистый петух пытался убедить всех, что своим кукареканьем он вызывает восход солнца. Арно не изменил позы, а нубийский раб, по-прежнему похрапывая, спал перед остывшим очагом. Катрин вскочила, скорчив гримасу от боли в занемевшем теле. Она тихо подошла к окну и, открыв его, выглянула наружу.

После дождя на земле все еще оставались громадные блестящие лужи, в которых отражалось утреннее розовеющее небо. Стволы деревьев и листва блестели, как только что отлакированные. Пахло теплой конюшней и влажной землей – добрый деревенский запах, который девушка с наслаждением вдыхала. Она с грациозностью кошки медленно потянулась, зевнула и спокойно принялась расплетать косы, чтобы подставить волосы утреннему прохладному воздуху. Катрин расчесала их пальцами, потрясла и взбила, радуясь их шелковистому прикосновению к коже. Затем закрыла окно и вернулась к постели.

Раненый все еще крепко спал… Уголки его плотно сжатых губ слегка опустились, йот крыльев носа вниз пролегли тонкие морщинки. Он казался таким молодым и трогательным, таким беззащитным, что невольно Катрин поддалась непреодолимому порыву. Она опустилась перед постелью на колени и прижалась щекой к смуглой руке, лежащей вверх ладонью на покрывале. Рука была теплой, но кожа на ней, огрубевшая от ежедневного общения с оружием, шершавой. Катрин прижалась к ней губами со страстью, захватившей ее врасплох. В горле у нее стоял комок, и ей хотелось плакать и смеяться одновременно. Но более всего она хотела, чтобы этот миг блаженства мог продолжаться вечно. Ей казалось, что весь мир вокруг нее куда-то исчез, оставив только Арно и ее в замкнутом заколдованном круге, о который билась, рассыпаясь в прах, тусклая действительность. В этот миг он принадлежал ей, ей одной…

Зачарованная Катрин не заметила, как рука под ее губами зашевелилась, а другая протянулась и стала гладить ее волосы, густо рассыпавшиеся по кровати. Но когда руки внезапно соединились и охватили ее лицо, приподняв кверху, она поняла, что раненый рыцарь проснулся. Он лежал на боку, приподнявшись на локте, и, не отрываясь, смотрел на нее. Затем он начал медленно притягивать ее к себе. Она слабо вскрикнула и попыталась освободиться.

– Мессир… отпустите меня… прошу вас…

– Ш-ш-ш! – сказал он. – Тише.

Покоренная властными нотками в его голосе, она замолчала и больше не сопротивлялась. У нее не было ни сил, ни желания делать это. Сердце в груди билось так бешено, что она едва могла дышать. Эти страстные черные глаза, приближающиеся все ближе и ближе, завораживали. Неожиданно рыцарь крепко обнял ее и увлек на свою постель…

Когда он прижал Катрин к себе, по ее телу пробежали мурашки. Смуглая кожа Арно была влажной от мелкого пота. От него пахло теплой постелью, лекарствами и чем-то еще, чего она не могла точно определить, – возможно, бальзамом, которым была смазана его рана. Он тяжело дышал. И этот звук заполнял уши его добровольной пленницы. Она услышала проклятие, вырвавшееся у него сквозь сжатые губы, когда сдвинулась его нога в лубках. Она не пыталась сопротивляться. Бессознательно она всю жизнь ждала этого момента.