Катрин же все это время пожирала его глазами. Похоже было, что Небеса сотворили для нее это чудо, возвратив из могилы человека, которого она никогда не переставала любить. Между ней и Арно ковалась невидимая нить, и с каждым мгновением, с каждым взглядом, которым они обменивались, она крепла и углублялась. Каждый раз, когда она ловила на себе взгляд раненого, что бывало довольно часто, она чувствовала, будто внутри у нее что-то взрывается. Ее щеки горели. Рыцарь, несомненно, желал только одного: быть оставленным хоть на мгновение наедине с девушкой, чья красота, что он и не пытался скрыть, его ошеломила. Поэтому он яростно запротестовал, когда доктор поднес к его губам маленькую золотую чашечку, в которой развел таинственное питье. Юноша попытался оттолкнуть ее.
– Мой дорогой юный рыцарь, – строго сказал мавр, – если вы хотите быстро восстановить свои силы, вам нужно уснуть. Это поможет.
– Мои силы? Но я должен завтра ехать! Со мною послание дофина… Я должен отправляться в Брюгге.
– У вас сломана нога. Вы должны оставаться в постели! – вскрикнул Абу-аль-Хайр.
– Кроме того, – нежно вставила Катрин, – возможно, вам уже не удастся найти в Брюгге герцога. Он сейчас на пути в Дижон, где у него много дел. А Дижон… это как раз то место, куда мы направляемся.
К концу ее речи угрюмый взор Арно прояснился. Когда Катрин кончила, юноша протянул ладонь, чтобы взять ее руку в свою, но вместо нее наткнулся на сюртук Матье и снова нахмурился. Затем он вновь пришел в хорошее настроение, улыбнулся и провозгласил, что ничто не может доставить ему большего счастья, чем путешествие вместе с ней.
– Я полагаю, – добавил он, – что нам удастся найти какие-нибудь носилки.
– Мы подумаем об этом завтра, – перебил Абу. – Сейчас выпейте это!
Через несколько минут, благодаря действию сильного снотворного, глаза рыцаря закрылись, и он мирно уснул. В комнате не осталось больше никого, кроме чернокожего слуги, которого доктор оставил ухаживать за больным. Оба раба были немыми, что сильно уменьшало возможность их ссоры с пациентом. Как доверительно поведал доктор Матье, пациент, судя по всему, был так же упрям, как «скорпион, разбуженный в своей норе».
Катрин, покидая комнату последней, с сожалением вздохнула.
Компания Абу-аль-Хайра оказалась куда более занимательной, чем могла предположить Катрин, невзирая даже на его упорный отказ примириться с ее присутствием. Он был, по сути, молодым человеком, несмотря на свою длинную белую бороду, которая, как он объяснил Матье, является отличительным признаком врачей, а также прочих выдающихся людей среди мусульман. Люди среднего класса в исламских странах имели право носить бороду, синего или зеленого цвета, но покороче. Сохранение этой белизны, да и вообще уход за бородой были постоянным занятием доктора из Кордовы, уделявшего ей немало внимания, как, впрочем, и всей своей персоне в целом, содержавшейся им в абсолютной чистоте. Он горько жаловался на отсутствие комфорта у христиан и на их пренебрежение к чистоте.
– Эти ваши бани, – говорил он презрительно, – в Кордове сочли бы пригодными только для рабов.
Но, несмотря на этот недостаток, он готов был признать, что в христианском мире есть и свои хорошие стороны, что он чрезвычайно интересен и может предоставить врачу огромное поле для изучения, ибо люди в нем рубили друг друга на куски гораздо чаще, чем в странах Ислама. Особенно по сравнению с кордовским халифатом, где все было настолько мирно, что там вряд ли можно было ожидать существенного развития медицины.
– Здесь на любом перекрестке можно найти труп, – заключил он с видом величайшего удовлетворения. Несмотря на свой возраст, он много путешествовал от Багдада до Каира, от истоков Нила до Александрии, – всегда в поисках одного и того же – знаний. Сейчас его план состоял в том, чтобы прибиться ко двору могущественного герцога Бургундского, чья слава уже разнеслась за моря и горы.
– Наша встреча означает, что мне не надо будет продолжать свой путь по воде, – сказал он Матье. – Я поеду вместе с раненым и, стало быть, смогу присматривать за ним, пока мы не достигнем Бургундии. Он нуждается в этом. Но мы отправимся не раньше, чем через два-три дня. Эта гостиница, похоже, не такое уж плохое место.
Как выяснилось, маленький доктор питал слабость к доброй еде. В данный момент он крепко впился зубами в жареного цыпленка с гарниром из трав и пряностей, которого он запивал большими глотками местного вина, пренебрегая заповедями Корана ради урожая прославленных виноградников Сансера.
– В таком случае мы встретимся в Дижоне, – ответил Матье, также с набитым ртом, – потому что мы с племянницей и со слугами отправляемся завтра. Мы и так уже опаздываем в Дижон.
Катрин не принимала участие в трапезе. Выпив чашку молока, она рассеянно покусывала медовый пряник. Эти последние слова, однако, вывели ее из состояния задумчивости.
– Я думаю, что было бы веселей, если бы мы поехали все вместе, – сказала она.
Тут Матье, без всякой причины, впал в ярость.