Любовь стоит того, чтобы ждать

Как находиться в тесном пространстве и не пришибить её ненароком… или не трахнуть? Это на большой территории Академии было возможно избегать друг друга. В необъятной Вселенной у нас почти не было шанса встретиться. Но здесь… Видеть её каждый день, отдавать приказы, а самому мечтать… мечтать придушить Аррину и зацеловать, чтобы её губы опухли, а глаза заблестели столь памятным похотливым блеском…

Дрянь!

Дело — дрянь…

Я думал, что забыл все. Что больше не переживаю, не тянусь, не думаю. Я ведь умею вычеркивать из памяти события и людей и ставить блоки на прошлое. Так я вычеркнул Левана. И то, что он сделал с ней. И… наше с ним детство. Придурок долгое время не понимал, почему я перестал с ним общаться, а потом вдруг подкатил с какими-то разговорами, но был послан далеко и умело…

Он перевелся в другую Академию.

А вычеркнуть Аррину… Я думал, что смог. Но, увидев её сегодня в предполетной зоне, понял: ничего у меня не получилось. Я был уверен, что излечился, но встретившись с ней взглядом, осознал, что болезнь, названная её именем, просто затаилась где-то в груди… И сегодня снова растеклась по венам выжигающим все огнем.

Она стала другой. Еще красивей. Волосы длиннее, а лицо очерчено почти с резкостью. Пухлые губы и… фиолетовые глаза. Еще больше усиливающие её привлекательность. Изящная фигура, ставшая как будто налитой, с большими изгибами, что ничуть не скрывал комбинезон стражей…

Само совершенство.

Сама безмятежность…И вероломство.

Рядом с ней выбранная отцом яркая, как мне когда-то казалось, Кариссиана — дочка правителя одной из планет — смотрелось нелепой искусственной куклой. Куклой, которая должна была стать моей женой, которую я периодически трахал, как и прочих девок, которая не вызывала никаких чувств. И которая, может, и приносила удовольствие, но удовлетворение — никогда.

Удовлетворение и чувство полной опустошенности, которое легко заменялось восторгом я испытывал только с одной девушкой… причем неважно, занимались ли мы сексом, танцевали или ругались и подкалывали друг друга.

Тогда я ощущал себя живым рядом с ней…

А что будет теперь?

Вздохнул и закрыл глаза.

Наш звездолет за последующие дни должен облететь семь планет, а экипаж выполнить необходимые замеры колебаний частиц. Затем мы планировали закрепиться на определенной точке, на безопасном расстоянии, и зафиксировать в нескольких плоскостях процесс сплющивания.

Все было четко обговорено много раз. И у каждого члена экипажа имелся свой перечень задач, в которых он не должен ошибаться, никто не должен брать на себя его функцию. Потому-то отсутствие второго техника стало бы почти катастрофой. Когда я получил на коммутатор сообщение о том, что Вин-зарол свалился с лихорадкой — нора знает, где он ее подцепил! — я опешил.

А буквально через сто ударов пришло сообщение, что распорядитель нашел замену. И я тогда очень обрадовался… Рановато, как показало время.

Так что неважно, что будет, я не имею права что-либо менять. Нам придется терпеть друг друга… точнее, мне придется. Взять себя в руки. Аррина уже это сделала — а может, и правда стала жестче и больше не испытывает ничего по отношению ко мне.

Мне следует перестать думать об этом… думать о ней. О ее отношении, о том, почему она тогда так поступила и почему больше не смотрит на меня… не больше, чем на всех остальных. Наш долг — и мой, прежде всего, — успешно завершить миссию и собрать как можно больше данных. А это означало не отвлекаться на всякую чушь и действовать согласно инструкциям. Так что надо просто принять как должное, что Аррина Лан состоит в этом полете как техник. Тем более что, судя по записям, которые я получил, звездолетчиком она была весьма ценным.

Вот только я ни за что никому не признаюсь, что, как только появилась возможность, заперся в каюте и жадно впился в эти скупые сведения, пытаясь разгадать, что за ними стоит. И как вживую увидел упорную заразу, бьющую один за другим рекорды Академии. Хорошенькую блондинку с прикушенной губой — она всегда так делала, когда надо было сосредоточиться, — разбирающуюся в сложных механизмах. Уверенного в себе техника, отправляющегося в свой первый дальний полет.

Я никому не признаюсь, что весь день украдкой наблюдал за ней. И осознавал, что Аррина изменилась не только внешне. Она стала не такой замкнутой… во всяком случае с большим воодушевлением слушала объяснения коллег и так же что-то рассказывала.

А когда свободно и весело рассмеялась в ответ на шутку второго пилота, которого я считал приятелем, меня едва не перекосило.

И я никому не признаюсь, что жадно всматривался в то, что она делает, не желая отрывать взгляда от тонких пальчиков, которые раньше так любил покусывать и облизывать, и которые сейчас ловко набирали программы на рабочих панелях или ныряли в серебристое корабельное нутро из переплетений жидких систем.

Вот только сам я это все знал… И признаваться не надо было.