Любовь старой девы

Она только не была готова к странному состоянию, когда должна буквально впитать в себя другого человека, странному ощущению себя… наполненной. Положив руки на плечи Кейна, сосредоточенно нахмурившись, Рори осторожно опускалась на его затвердевшую плоть. Кейн весь покрылся потом. И почти неслышно выругался, а ее обдало холодом от страха, не сделала ли она что-то неправильно.

По правде говоря, теория сильно отличалась от реальной практики.

Кейн испустил глубокий болезненный вздох.

— Зря не напомнил тебе, как обращаться с окаменелостями, — процедил он.

Рори сделала вторую попытку. Для опыта она вильнула бедрами и ощутила обжигающий укол. Затем, крепко зажмурившись, с отчаянной решимостью снова приподнялась и села. Прочно. Короткий вскрик вырвался у нее, но Кейн, застонав, с такой силой прижал ее к себе, что боль притупилась.

— Ах, нежная, нежная Рори. Подожди минутку, ладно? Не двигайся. Я думаю, скоро неприятное ощущение пройдет.

Оно уже прошло. Она чувствовала наполненность. Но не только тела. Все в ней было наполнено этим человеком. Мягко и ласково Кейн обхватил ладонями ее лицо и улыбнулся ей в глаза. И потом поцеловал ее. И как-то все вернулось к прежней позе, она лежала, и он был на ней, и тела их наслаждались вечным, как сама жизнь, ритмом движений.

На этот раз она снова, как птица Феникс, сгорела дотла. И на этот раз каждое мгновение было столь же удивительным, сколь и неповторимым. И неповторимость эта была самым большим чудом, она никак не позволяла им насытиться. Много спустя, когда Кейн изогнулся и стоном, идущим из самого нутра, выкрикнул ее имя, она поняла, что все это время улыбалась.

Пожалуй, в этой улыбке была и доля самодовольства, не один лишь Кейн гордился собой. Когда он наконец улегся на бок, она устроилась в его объятиях, прижалась к нему и моментально уснула.

Кейн среди ночи несколько раз просыпался и при свете, падавшем в окно от уличного фонаря, разглядывал ее. В школе он специализировался в математике, устроил себе гонки, чтобы получить диплом за три года и поступить в летную часть, где служил отец. После выхода в отставку, перестав летать и столкнувшись с невыносимой скукой чиновной службы, он пришел к писательству, к беспокойным поискам неведомо чего.

И вот наконец нашел. Оказалось, что ее. Слава Богу, у него хватило ума и настойчивости не упустить свою находку!

Ему хотелось бы разбудить и взять ее снова, но нет, еще рано, у нее все внутри саднит. Тихо встав, он порылся в летной сумке и нашел блокнот. Приняв душ и надев трусы с махровыми розами и синими птицами и запасную рубашку, Кейн сел писать.

Рори спала, улыбаясь во сне, и ни одна из ее улыбок не пропадала бесследно. Кейн ловил каждую из них. Написав несколько строк, он снова и снова смотрел на женщину, лежавшую рядом в постели.

Наконец, не перечитывая, он положил записку на столик возле кровати, придавив ее полупустой чашкой остывшего шоколада. Когда она проснется, он будет уже в пути, хотя больше всего ему хотелось бы остаться здесь, в ее объятиях.

Эх, отправить бы к чертям все это дело, но Россу он многим обязан. А скоро ему понадобятся от своего агента еще более серьезные услуги.

Кейн долго глядел на спящую Рори, потом нагнулся, поцеловал ее и тихо прошептал:

— Леди, не знаю, что там упаковано в вас, но это мощная штуковина.

Он покачал головой и еще долго стоял над ней. Хотя чем раньше он уедет, тем раньше сможет вернуться. Судьба спасла его от песчаных бурь, ракет с тепловой системой наведения, позволила пережить катапультирование, чтобы бросить прямо к ногам учительницы второго класса с веснушками и шишками на коленках и с таким смехом, от которого расплавится и легированная сталь.

Через несколько часов, подумал Кейн, она проснется, потянется и удивится, куда он делся, а его не будет рядом, чтобы успокоить ее. Но записка успокоит ее и сообщит, куда он делся. И когда он в следующий раз увидит ее, они поговорят о будущем. Постоянном. В моем городе, или в твоем, или где-нибудь посередине. И на такой срок, сколько длится вечность.

Глава десятая

Рори разбудило какое-то непрестанное жужжание.

— Ладно, ладно, — пробормотала она и шлепнула рукой по столу рядом с кроватью, где обычно стоял будильник. Звук продолжался, сопровождаемый позвякиванием фарфора. Она открыла один глаз. Из незавешенного окна врывался свет, но какой-то незнакомый. Не холодноватый свет, пробивавшийся с лужайки, заросшей ветвистой овсяницей, а теплый — такой мог бы отражаться от соседней кирпичной стены.

И комната фактически тоже была незнакомой. Она села, не обращая внимания на беспорядок, который устроила на столике рядом с кроватью, и постепенно стала что-то припоминать. Первым делом она огляделась в поисках телефона. Аппарат должен быть где-то здесь. Их было целых три, включая один в туалете!

К тому моменту, когда она, голая и босая, нашла белый с золотом телефон на столике во французском провинциальном стиле XVII века, он перестал звонить.