— Очень хорошо понимаю. — Даже при мысли об этом — ветер в волосах, проносящиеся мимо дома и деревья, побег от всего, что есть в этом городе, — мне становится легче. Я почти подпрыгиваю на этом картонном диване.
— Куда бы нам поехать?
Он кряхтит и немного ерзает, будто тоже терпеть не может этот диван.
— Я собираюсь добраться до Мэриленда… да, кажется, давно там не был. Ехать недолго, меньше трех часов, если выехать пораньше.
— Оу, к твоей семье?
— Мы можем… что… Я могу сказать, что ты подруга из города.
Я не отвечаю, и он встает, убирая чашку со стола.
— Наверное, еще слишком рано.
— Рид, — я кладу руку ему на бедро — самое близкое, до чего я могу дотянуться со своего места.
Он смотрит на меня, слегка краснея. «Слишком рано», — он словно отразил мои мысли.
Хватка вокруг моего сердца крепнет, — и нежно, и страшно одновременно. Переступив эту черту в отношениях с Ридом, мне будет сложнее себя защитить. Оставив безопасные стены города, не зная, какой он за их пределами. Увидев его в кругу тех, кто сформировал его как человека.
Но сегодня он обнимал меня, пока я плакала. Он слушал мой рассказ о распадающейся дружбе и распавшейся семье. Он понял, что мне нужно. Он защитил меня.
— Я с радостью поеду, — говорю я.
Его глаза загораются ясным голубым светом, словно небо сквозь ветровое стекло в безоблачный день.
— Уверена?
— О, да. Подумай только, сколько игр мы можем сыграть в такой-то поездке!
Он забавно кривит рот, сосредоточенно думая.
— Номерные знаки. Дорожные знаки. Билборды.
Я пожимаю плечами, встаю и беру чашку у него из рук. Делаю глоток уже остывшего чая с землистым вкусом и притворно морщусь, только чтобы снова услышать тихий смешок Рида.
Я приподнимаюсь на носочки и целую его, касаясь слегка грубой от щетины, уставшей после работы щеки, и он тут же прижимает меня к себе. Оторвав от него губы, я шепчу ему на ухо.
— Думаю, сейчас самое время.
Глава 16
— Кажется, пора пить чай, не так ли?
Синтия Сазерленд приглашает нас к столу ровно два часа спустя после нашего приезда в семейный дом Ридов, маленькое ухоженное ранчо в стареньком городке на северо-востоке от Мэриленда. Как правило, считать минуты — да и вообще что-либо считать — не в моем стиле, но за последние два часа я поняла, что следить за любыми цифрами очень важно для ведения такого хозяйства, как у Сазерлендов.
В основном это вопрос самих обитателей ранчо. Мама Рида, Синтия — миниатюрная улыбчивая женщина с темными кудрями, которая в прошлом году вышла на пенсию после работы учителем в школе, — умеет совершенно великолепно распределять время и ресурсы, ведь она вырастила семерых детей в доме с тремя спальнями, двумя ванными и туалетом. На кухне каждое ее движение просчитано для достижения максимальной эффективности в пространстве, за столом каждая ее фраза кому-то просчитана для соблюдения баланса, чтобы никто не был обделен. Кажется, что это должно пугать, будто она робот, но не пугает. Наоборот, появляется ощущение, словно я в надежных и добрых руках того, кто старается уделить мне максимум возможного времени.
Томас Сазерленд — который настолько копия Рида, пусть и состаренная, что я даже заколебалась, пораженная его строгим приветственным: «Добрый день» — более буквально связан с числами: он бухгалтер, работающий в аккуратном домашнем офисе в передней части дома. Он тихий, наблюдательный, прямолинейный, и за три минуты моего рассказа о своей работе он успел спросить, тщательно ли я подхожу к вычетам на расходные материалы. Губы у меня дрогнули, изогнувшись в улыбке, глаза начали нервно искать Рида. На секунду мы оба забыли о числах, вспомнив буквы, которые он однажды мне написал: «Я очень нервничал».
И наконец, сестра Рида Кэди. Двадцатилетняя девушка с длинными волосами, окрашенными в русалочьи оттенки розового, голубого и сиреневого, работающая колористом, за что даже в самых дешевых салонах Нью-Йорка берут несколько сотен долларов. Через полгода она заканчивает курс по косметологии. Кэди — яркая, общительная и, очевидно, совершенно загадочная для своих более сдержанных родителей и братьев — определяет себя годами разницы в возрасте со старшими детьми в семье, которых не оказалось дома в наш спонтанный приезд. На восемь лет младше самого младшего сына Сета, на десять лет младше Райана, на одиннадцать — Рида, на тринадцать — Оуэна, на шестнадцать — близнецов Коннора и Гаррета. Ясно, что эти числа многое для нее значат и то, что она мыслит себя в дистанции от старших братьев. Я мало знакома с такого рода подсчетами, но понимаю, что, будучи подростком, Кэди наверняка чувствовала себя единственным ребенком в семье.
И в этом мы похожи.