Любовь с чистого листа

Мой выбор падает на «здравствуйте», но в легком и радостном – жизнелюбивом, если хотите, тоне. Я почти уверена, что он кивнул, как будто говоря: «Что ж, это приветствие меня достойно». Мимолетно представляю его на свадьбе – наверняка он точно так же кивнул, когда регистрирующий брак сказал: «…мужем и женой». Возможно, он и Эйвери вместо поцелуя пожали руки. Думаю, она не возражала бы – ее губы всегда были идеально накрашены.

– Добро пожаловать в… – начинаю я, и он меня перебивает.

– Вы все еще здесь работаете, – произносит он тем же ровным безразличным тоном, как и всегда, но в его голосе прячется нотка вопроса, удивления.

Возможно, он знает, чем я занималась с тех пор, как оформила каждую бумажку на его свадьбе. Но, само собой, он не может знать – откуда же ему знать, – почему его свадьба стала последней в моей карьере.

Я сглатываю.

– Я подменяю владелицу, – говорю я не так жизнелюбиво, скорее осторожно. Она в отпуске.

Он стоит прямо в дверном проеме, под яркими бумажными журавликами, которые Сесилия развесила у входа. На витрине за ним выставлены обрезы дизайнерской упаковочной бумаги, о которой она рассказала мне пару недель назад, когда я приходила за покупками. Все они такие разноцветные, искрящиеся весенними розовыми, зелеными и бледно-желтыми оттенками – радостное убежище от унылой серости городских улиц. А теперь сюда будто вошел небоскреб.

Напоминает мне кое-что о Риде Сазерленде.

Каким потерянным он был тогда. Каким печальным.

Я снова сглатываю и шагаю вперед, беру линер со сгиба клиентского планера, хочу закрыть его и отложить в сторону. М-А-Й, зовет он, но тут я кое-что понимаю. Я не приму заказ на их первую годовщину. День их свадьбы – второе июня, и он наверняка планирует праздник заранее, а может, он вообще все планирует заранее. Может, у него на телефоне стоит напоминание, а Рид точно из тех, кто следует всем правилам, всем традициям. Бумага – традиционный подарок на первую годовщину, и он наверняка здесь именно поэтому. Очень мило – проделать целый путь до Бруклина, туда, где они вместе выбрали бумагу для свадьбы. Ну, или она выбрала, а он как бы… моргнул на образец так, что она посчитала это одобрением.

По мне разливается облегчение. Для его прихода есть логическое объяснение. Он ничего не знает.

И никто, кроме меня, знать не может.

Я резко отодвигаю планер и кладу руки на прилавок в готовности помочь. Конечно, с куском гранита в человеческом обличье сложно поддерживать тот дружелюбный тон, которым я здесь так известна, который помогает мне не падать духом весь этот рабочий день. По нелепости случая, на ум мне приходят лишь фразы в стиле Джейн Остин. «Не нуждаетесь ли вы в помощи, сэр?», «Чего вы желаете в такой вечер?», «Какие бумажные изделия вас интересуют?».

– Что ж, этого стоило ожидать, – говорит он, опередив мой ответ. – С вашим успехом нет никакой необходимости браться за подобную работу.

Он говорит, не глядя на меня. Слегка повернув голову влево, смотрит на стену с дизайнерскими поздравительными открытками, которые создала Лашель, каллиграф, часто сотрудничающая с Сесилией. Яркие, чистые цвета – Лашель в основном использует перламутровые оттенки и на каждую открытку добавляет крошечные бусинки, орудуя пинцетом, как ювелир. Мне они очень нравятся, я повесила три такие у себя над прикроватным столиком, но Рид, кажется, их не замечает и переводит взгляд на меня.

– Я видел статью в «Таймс», – начинает он, видимо, намереваясь объяснить сказанное, – и еще в… – сглатывает, собираясь с духом, – BuzzFeed[3].

Забавно, думаю я, нет, даже представляю: гротеск, жирный шрифт, все заглавные, на ярко-желтом фоне. Рид Сазерленд прокручивает ленту BuzzFeed, просматривает эти двадцать гифок, на которых я вывожу буквы. Подписи под гифками кричат о том, какое порнографическое удовольствие смотреть, как плавно и безупречно я вывожу кистью «Е».

После этого у него со всей вероятностью задергался глаз. А затем он почистил историю браузера.

– Спасибо, – отвечаю я, хотя не думаю, что это был комплимент.