Любовь — последний мост

— Этот… гм-гм… человек… бедолага он! Кругом одни несчастья… Женился удачно, лучше не бывает по высшему разряду! Говорят, жена у него была — сказка! Пять лет назад она умерла. Рак. Но это лишь первая часть романа. Дело в том, что у него есть сын. Его зовут Вальтер, и этот человек любил своего сына так же беззаветно, как и жену. С самого рождения он не давал и пылинке на него сесть, баловал — сын ни в чем не знал отказа. По словам моих приятелей, это переходило все границы…

Левое веко Филиппа задергалось.

— …а этот Вальтер, ну и отблагодарил же он отца! Сразу после выпускных экзаменов в гимназии пропал и с тех пор больше на глаза отцу не показывался. Живет среди самых отъявленных подонков в Риме, Париже и Лондоне, и отец узнает о нем что-то только, когда тот что-то натворит, какую-нибудь мерзость учинит… Чек подделает или украдет что-то, он готов приторговывать краденым, сбывать для дилеров наркотики, шантажировать людей — и все в таком роде…

Сорель уставился в стену перед собой.

— …и тогда настает черед отца. А как же! Кто же еще замнет все эти неприятности, вытащит Вальтера из тюрьмы и будет платить, платить, платить — за все! Нормальному человеку не под силу представить в каком положении из-за этого негодяя оказывался его отец — сколько раз тот уже мысленно ставил крест на своей работе и карьере! Сам он, отец, надеется еще, что никому ничего не известно, а на самом деле об этом знают многие, господин Сорель, очень многие. Они его, беднягу, жалеют, делают вид, будто ничего не видят и не слышат, оберегают его, как могут, но наступит момент, когда это им больше не удастся. И тогда этому человеку придет конец, он и сейчас уже человек почти что конченый… а все из-за Вальтера, этого говнюка! Выглядит он великолепно, очень неглуп, хорошо учился — но человек он совершенно аморальный, «капитально» аморальный, как выразился один из его приятелей. M-да, вот как обстоят дела у этого господина. Пригодится вам это? Вы как будто сказали мне сегодня утром по телефону, что судьба этого человека вас заботит…

— Так оно и есть, — подтвердил Сорель. — То, что вы мне рассказали, для меня очень важно. Однако помочь ему я вряд ли смогу…

— В каком паскудном мире мы живем, а? Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Если вам что-нибудь еще понадобится, сразу звоните мне, господин Сорель! Никогда не забуду, что вы для меня тогда сделали!

— Но ведь это само собой разумелось. Всего хорошего, господин Маске!

— Вам тоже, господин Сорель!

«Ни одно доброе дело не остается безнаказанным», — подумал Филипп, положив трубку.

В дверь номера постучали, и не успел еще Филипп крикнуть «Войдите!», как в комнату ворвался Ратоф и поспешил к нему с протянутой рукой.

— Я хотел попрощаться с тобой, — сказал косоротый. — Завтра лечу обратно во Франкфурт. Спасибо за все, ты действительно первый из лучших. Я благодарю тебя также от имени «Дельфи». То, что ты сделал, — это высший пилотаж, нет, правда, я абсолютно честно, — Ратоф похлопал его по плечу. — Когда ты возвращаешься в Женеву? Каким рейсом?

— Почему… в Женеву? Разве не в Эттлинген?

— Зачем?

— Что значит «зачем»? Мне ведь нужно заново оснастить вычислительный центр, привести его в рабочее состояние.

— Нет! — сказал как отрезал лысый толстяк.

— Что «нет»?

— Нет, это сделают другие люди, твои ученики, которых ты воспитал в «Дельфи». Все указания на этот счет уже получены. И работа уже началась.

Сорель отступил от него на два шага.

— То есть это поручили не мне?

— Я ведь уже сказал, что нет. Нет, абсолютно честно, Филипп, твоих заслуг у тебя никто не отнимает, но ты еще не забыл, что к деятельности фирмы и к ее установкам ты допуска не имеешь? Разве что произойдет очередной несчастный случай с вирусом.

Филипп сел на один из диванчиков.

— А ты как думал? Что этот твой успех заставит всех нас махнуть рукой на то, что было? Ты меня просто смешишь приятель, нет, честное слово!

— Я… — начал Филипп.

Однако косоротый перебил его.

— Ты ближайшим рейсом вернешься в Женеву! И останешься в Женеве! Будешь в нашем полном распоряжении! Как сказано в договоре. Пять лет. Будешь выступать с докладами, получать от нас оговоренную сумму, а в остальном — шабаш! Нет, честное слово, Филипп, я тебя не понимаю. Я-то думал, ты рад-радехонек, что можешь так быстро вернуться в Женеву.

— Это почему же?

— Ну, знаешь, мир слухами полнится. Она, наверное, райская птичка, если ты так в нее втюрился. Проснулся, наконец, да? Ну, лучше, как говорится, поздно… Я тебя поздравляю и желаю тебе и ей, хотя я ей пока что не представлен, твоей прекрасной леди, большого-пребольшого счастья! Узнай, когда ближайший самолет в Женеву — и, хлоп, прямо к ней в гнездышко!

— Дональд!

— Да, Филипп?

— А ну, выматывайся отсюда, да поскорее, а то я тебе в морду дам!

— Послушай, это уже слишком, нет, правда!

— Скройся! — очень тихо сказал Филипп. — Увидимся после очередной катастрофы!

10