Наше с Верой общение в последние дни свернулось в бесформенный клубок – на мои звонки она отвечала редко, на сообщения тоже. Я все спрашивал: как она чувствует себя, чем я могу помочь, можем ли мы снова услышать голоса друг друга. Но Вера отмахивалась. Она говорила, что тишина – единственное, что ей было нужно. Но ее тишина пронизывалась громкими обещаниями Германа, освещалась его ответной влюбленностью в мою жену. Вера врала мне.
Иногда мне казалось, что я продолжал блуждать во сне. Иногда я просыпался среди ночи, утирал лоб, и ощупывал пустую кровать, спрашивая себя: не комаром ли было ли все произошедшее? Темнота, что спускалась на спящий город, таилась и в моем сердце – спутывала страницы, шелестела, и под утро я терялся: что было правдой, а что – смутным видением? Удары в грудной клетке набирали уверенность, я окончательно просыпался и возвращался в свой новый мир, мир, в котором все перевернулось – конец стал началом, верх – низом, в мир, где я ворочался на холодной простыне в слезах, без моей Веры и без моей веры в то, что я вообще когда-нибудь снова смогу спать спокойно.
– Эй, ты вообще слушаешь меня? Прием! – Тома замахала руками пред самым моим лицом и наклонилась так, что почти коснулась моего носа.
– Не придвигайся ко мне так близко, – ответил я, отталкиваясь от нее.
– А знаешь что? Тебе надо развеяться…
– Предлагаешь пойти прогуляться?
– Нет. Предлагаю собрать чемодан и смотаться.
Я недоверчиво посмотрел на сестру:
– Чего?
– Надо бы тебе уехать куда-нибудь.
Я всегда тайно считал, что безнадежным для реалий повседневности в нашей семье был я, и радовался тому, что Тома миновала этого отклонения. Но в тот момент по мне пробежала тревожная дрожь: мог ли заразить Тому?
– Но сейчас не особо много открытых направлений, да и рейсов из нашей страны прямых нет, да и цены… Да у меня и денег-то нет.
– Ага, теперь ты признаешь, что быть на содержании у Веры – не самая лучшая идея? – нос Томы снова приблизился.
– Помолчи, – я легонько щелкнул сестру по лбу.
– Но вообще-то есть одно место, где нас с тобой очень-очень хотят видеть.
Она подмигнула, и я напрягся. «Чтобы она не сказала дальше, затея окажется сумасбродной, а может даже опасной для жизни», – отозвалось внутри.
– Точно! – Тома вскочила и расставила руки и ноги в стороны, словно готовясь ко взлету, ну а я тем временем приготовился к распятию. – Давай вдвоем… рванем к Поле в Израиль!
Грозовые раскаты пронеслись сквозь натянутые пальцы рук и ног моей сестры, взлетели к потолку и обрушились мне на голову со всей силы, а из меня лишь выдавилось недоуменное:
– А?
Я запрокинул голову, чтобы рассмотреть лицо Томы. Свет от люстры отражался в ее зрачках как разлетевшиеся на ветру искры костра.
– Я уже поговорила с Полей, она ждет нас. Она даже одолжила раскладушку у знакомой. Спать придется в одной комнате: мы с Полей на кровати, ты – на раскладушке рядом. Но ничего, потерпишь ведь?
– Ты сейчас шутишь, да?
– Твоя сестра еще никогда не была так серьезна. Поедем на месяц или лучше – на два. Море, солнце, евреи – тебе понравится, и ты позабудешь самого себя. Может и книгу там свою допишешь?
Она приподнялась на носки и театрально «стекла» вниз, положив ладонь на лоб:
– Герою разбивают сердце, и ему ничего не остается, как купить билет в один конец, отправиться к морю и… утопиться!
– Не слишком уж затратная смерть выходит?
– Зато много драмы и захватывающих за душу пейзажей. Есть, где разгуляться воображению.
Я откинулся назад и вытянутся на полу. Тома повторила за мной. Мы соприкоснусь ступнями и принялись бороться ими.
– Мы можем улететь уже на следующей неделе.
– У меня нет денег, надо поговорить с Верой.
– Поля купит нам билеты. Потом как-нибудь отдашь. Но а если Вера не против оплатить, то ладно – возражать не буду и я.
Тома ослабила давление, а я, наоборот, толкнул ноги вперед. Колени сестру подогнулись.
– Вот я все ругаю тебя, ругаю, а сама в такой же ситуации – без Полины ничего не могу сделать.
– Но ты ведь сейчас учишься. Причина твоей безработицы хотя бы уважительная, – я почесал шею и отвел взгляд в сторону.
– Рада, что ты чувствуешь разницу между нами, – она закатила глаза, – хоть иногда мой брат способен мыслить как обычный человек из обычного мира.
Сомневаюсь, что в те дни я вообще способен был мыслить, но не я не стал волновать сестру этим пронесшимся мимолетным эхом подозрением.
– Какой бы заманчивой не была твоя идея, я не могу поехать за счет Поли.
– Ой, да брось. Говорю же, потом отдашь!
– Это не та сумма, которую можно взять в долг и до бесконечности тянуть с отдачей.
– А разве ты не планируешь стать популярным успешным писателем?
– Нет, не планирую. Если моя книга принесет хоть одному человеку хоть каплю радости – для меня, как для автора этого будет достаточно.
Тома пнула меня ногой. Лицо ее стало серьезным.