Любовь перевернет страницу

Я освободил себя от маминой хватки и поднял с пола сумку, а затем, не смотря на маму, снова направился к себе в комнату. Боковым зрением я увидел выглядывающую из кухни Тому – как пантера, притаившаяся в лесу, она была готова к спасательному прыжку в мою сторону, если бы между мамой и мной разразился скандал.

– И кто это? – мама последовала за мной.

– Коллега по работе.

– Ты с ним знаком?

– Немного.

Я принялся выкладывать скомканные в сумке вещи на кровать.

– И что теперь? Вера предложила развестись?

– Мам, нет. Еще ничего не понятно, просто у нее сильные чувства к этому мужчине. Я знал это и сам, мы вместе были в Москве.

– И ты тогда увидел, что между ними что-то есть?

– Наверное. Нет… Не знаю. В любом случае, надо просто подождать.

Мама вдруг притихла.

– Да нет, Ян, тут уже нечего ждать. Я же знаю, как это бывает.

Я аккуратно складывал разбросанные вещи, стараясь чем-то занять свои руки. "Лишь бы время бежало как можно быстрее», – вертелось у меня на языке.

– Так, это – в комод, это – мне понадобится сегодня, – бубнил я себе под нос.

– И что думаешь? – спросила мама, следя за каждым моим движением.

– Я же уже сказал тебе: мы проведем пару дней отдельно друг от друга…

– Нет, я не об этом. Ты расстроен?

Я застыл с пижамными штанами в руках. Мама подошла ко мне и потянулись к моей шее. Чтобы обнять меня, ей пришлось скруглить книзу плечи и слегка согнуться в коленях.

– Расстроен…? Я просто хочу, чтобы она вернулась.

Мой ответ оборвался коротким всхлипыванием, я уже и не думал сдерживаться – все-равно бы не вышло – снова расплакался. В комнату заглянула Тома:

– Есть хочется – жутко! Идем, выпьем вместе чай.

Я отстранился от мамы, но она сильнее прижала меня к себе.

– Мы с папой любим тебя, Ян. Мы будем на твоей стороне, так что живи здесь столько, сколько надо.

– Спасибо, мам, – сказал я, с трудом пропихивая руку между нами, чтобы вытереть потекший нос.

Шумно шмыгнув, я добавил:

– Идем на кухню, Тома ждет.

Глава 3

– Вставай, Ян. Завтрак уже готов, – голос мамы ворвался в мое сонное сознание так же неожиданно, как и сама мама влетела в мою комнату.

Я натянул на голову одеяло. Мама подошла к окну и увлеклась стоящими в горшках растениями. Она еще что-то сказала, но под плотной тканью я плохо слышал ее слова, да и одной ногой я все еще был где-то по ту сторону реальности. Мамина привычка без стука врываться утром в комнату с годами не изменилась – сколько мы с сестрой ее не переучивали, сколько бы не ругались – казалось, по утрам наша мама просто не видела эти межкомнатные преграды в виде дверей.

– Ян? Встаешь?

– Сейчас, – протянул я неохотно.

– Давай, мы с Томой ждем тебя.

Она вышла из комнаты, я потянулся. Той ночью я снова видел Веру. Я жил у родителей уже четыре дня, и каждый вечер перед сном все думал о том, что скоро мне придется вернуться домой. Я хотел этого – так тянулось мое сердце в нашу маленькую квартиру, но при этом очень боялся. В те дни мой разум буквально растягивался – хотелось одного, и одновременно совсем иного. Это ощущение казалось странным: в итоге, я не мог решить, что именно мне было нужно, и лишь рассеянно наблюдал за тем, как сквозь меня утекало время, как жизнь сама вела меня по своему беспрерывному течению. Уходящее безвозвратно время навевало грусть, хотелось бежать, бежать, скорее что-то делать. С другой стороны, отыгранные часы успокаивали – когда плохо, когда страшно, что станет еще хуже, когда не готов к следующему шагу в неизвестность, с облегчением думаешь о пустом и ровно прожитом дне.

Каждую ночь в видел Веру. Веру, которая говорила мне, что больше не любит меня. Веру, которая искала в моем кошельке фото Германа. Веру, которая весело махала мне рукой, прощаясь навсегда.

В моей комнате все напоминало о детстве, которое неразрывно было связано с моей женой. Сложно сосчитать, сколько ночей мы провели в укрытии тех стен. На полках стояли наши фото, в ящиках стола все еще хранились наши детские записки друг другу. Постельное белье, в которое я зарылся, было когда-то куплено Верой на одну из наших годовщин, а тряпичной ангелок, висевший прям на люстре надо мной, мы много лет назад ради шутки сшили с Верой из ее старого нижнего белья.

– Ян, мы должны придумать ему имя. Скажи, что тебе приходит на ум? – спросила меня Вера, поднеся игрушку к моему лицу так близко, что мой нос и то, где должен был находится нос пока еще безымянного существа, коснулись друг друга.

– Мистер… Трусель?

Вера захохотала.

– Отлично! Так его и назовем. Мистер Трусель… Может напишешь что-нибудь про него?

Тогда я еще не знал, что я – писатель, но забавы ради сочинял истории и показывал их Вере. Она гордилась мною:

– Ну у тебя и фантазия! – говорила она, когда студенческий билет натянул наши карманы. – Нет, тебе точно надо бросать универ. Ну какой из тебя инженер, тебе бы – в творчество! Вот я – другое дело… О, придумала. Я буду бизнес-леди, а ты – вольным художником. Все финансовые дела – на мне, а дети и дом – на тебе. Согласен?