Хотела было прошмыгнуть мимо, но бугай своими противными клешнями, словно присосками поймал меня за рукав и потянул на себя.
— Пусти! — рявкнула не своим голосом, содрогаясь от омерзения.
Проскользнула мысль, что в последнее время меня постоянно хватаю разные особи мужского пола.
— Дерзкая, — выдохнул прямо в лицо алкогольными парами, собутыльник соседа, за что и получил — прямо кулаком в нос.
Смачно. С хрустом. Жаль, что не до крови.
— А-у-у, дрянь! — завыл он.
— А-а-а, — заныла я, ибо об его нос, расшибла себе руку, и если по степени боли можно определить степень ушиба, то я, вероятно, раздробила кости — себе.
Хватка Димана ослабла, но ему на помощь подоспел Толик, схватив за другую руку.
— Ты охренела? Так с уважаемыми людьми себя не ведут. Димон всех на районе стережет.
— Да, мне плевать. Отвалите от меня, придурки.
Вот, это я зря…
С языка само сорвалось.
— Чё? Ты кого придурком назвала?
Стало очень страшно. По-настоящему.
Даже если бы у меня от ужаса не перехватило горло и я могла кричать, то нельзя. На мои вопли тут же прискачет дед с ружьем наперевес и тогда не станет не ружья, ни деда. Вернее дед останется, но перекочует в места более отдаленные.
Димон, отхлебнув палёненькой, приблизился ко мне.
Зажмурилась, что есть сил, приготовилась к коронному битью коленных чашечек, мысленно высчитывая траекторию удара, чтобы в следующую секунду широко и радостно распахнуть глаза, услышав ледяное:
— А ну отвалили от девушки!
В этот раз Шурик не сильно церемонился с обидчиками.
То ли я его довела до состояния крайнего бешенства, то ли он просто очень не любит алкоголь, но первыми пали смертью храбрым две бутылки водки — настоящая трагедия в масштабе Толика.
— Ты чё падла творишь? — заорал Димас, за что и был отправлен в нокаут.
Толик разжал пальцы и, трусливо поджав хвост, тупо сбежал.
Перепугался бедненький злого, как тысяча чертей Александра Петровича, что с невозмутимым видом протянул мне руку и сделал безрадостный вывод:
— У тебя просто талант влипать в неприятности.
Решила проявить чудеса благоразумия и промолчать, а Шурик просто потащил меня в подъезд, намереваясь лично сдать меня на руки деду.
— Вот эта квартира, — Я кивнула на старую железную дверь, обтянутую дерматином.
Страшно подумать, чем может закончиться знакомство Шурика с дедом, поэтом я на всякий пожарный случай решила уточнить один не мало важный момент:
— Вы мне нравитесь.
— Что? — не сразу понял мужчина.
— Я говорю, что… — запнулась на полуслове — дверь распахнулась явив нашему изумленному взору Николая Ивановича на пару со свей родимой двустволкой.
— А ну, каналья, отойди, от моей внучки! Ритка, живо в квартиру!
Официально: мой дед не сошел с ума, он просто иногда страдает маразмом.
Надо отдать должное Шурику, на его породистой морде не дрогнул ни один мускул при виде оружия.
— Вы бы поаккуратнее, — мужчина сделал шаг вперед, — Еще внучку ненароком заденете.
Николай Иванович быстро понял свою ошибку и убрал ружье, но приветливости в его взгляде не добавилось.
— А ты кто такой будешь, чтобы мне указывать? — выпятил тощую петушиную грудь дед.
— Это Александр Пе…, – хотела представить Шурика, как своего начальника, но тот прервал меня, быстрым:
— Александр. Ритин друг.
Вот так кратко и понятно.
Дед оглядел Шуриково дорогое пальто, ботинки из итальянской кожи и мрачно протянул:
— Друг значит. Знаем мы таких друзей…, – повернулся ко мне и строго поинтересовался, — С каких это пор у тебя в друзьях олигархи водятся?
Я выпала в осадок.
Язык прилип не небу, а щеки опалил румянец — так стыдно стало перед Громовым за дедов пренебрежительный тон.
— Я не олигарх, — к чести Шурика на провокации деда он не велся, — А обычный строитель.
Несколько мгновений мужчины напряженно смотрят друг на друга, пока я решительно не вмешиваюсь:
— Де, что мы на пороге разговариваем? Дай пройти, и убери уже ружье, в конце концов!
Как ни странно, но Николай Иванович слушается.
Шаркает в комнату, и прячет ружье в шкафу.
Я неловко топчусь на пороге и под пристальным взглядом Громова стаскиваю куртку. Он, словно не замечая моего смятения, скидывает свои ботинки и довольно требовательно интересуется:
— Чаем угостишь?
Вот ведь наглый! Буд-то кофе дома у себя не напился?
Приглашать Шурика в гости я не планировала, но отказать было неудобно. Спиной, чувствуя дедов злобный взгляд, покивала и проводила гостя на кухню.
Он уселся на табуретку — ту самую, с которой не так давно грохнулся Шнурок, чуть поерзал и нахмурился.
— Шатается. Отвертка есть?
Я застыла с чайником в руках и невольно покосилась на застывшего в дверях деда. Он хоть и казался удивленным, но смотрел очень недобро.
— У вас, Николай Иванович, наверняка есть какие-то инструменты? — Шурик приподнялся, перевернул табуретку, деловито что-то там рассматривая.
Дед, скрипя зубами, поперся в кладовку, где была его сокровищница. Через несколько минут принес искомое и стал ревностно наблюдать, как Шурик чинит табуретку.
— Готово! — улыбнулся мне Громов и протянул отвертку обратно Николаю Ивановичу, — Спасибо.