Любовь на Утином острове

Тем не менее он заметил, как по ее телу пробежала дрожь, и его тело тут же отреагировало горячим теплом. Слишком хорошо зная, чем это может закончиться, он хотел отвести взгляд от нее, но невольно залюбовался открывшейся тонкой шеей, где выступила легкая испарина, словно бусинки росы.

У нее была тонкая кожа, а его руки были грубыми. Но ему очень хотелось дотронуться до нее. Он нежно прикоснулся к ямочке у основания шеи своими длинными, мозолистыми пальцами и стер испарину, затем стал рассматривать то место, к которому только что прикасался. Завороженный слабым биением пульса на ее шее, он сглотнул. Ему мучительно хотелось прижаться губами к этой соблазнительной ямочке и попробовать ее на вкус.

Но голос рассудка вовремя осадил его, напомнив, что как раз это делать ни в коем случае не следует.

– Что ж, вернемся к работе, – пробормотал он хрипло, стараясь больше не смотреть в ее вопрошающие глаза, затягивающие его словно в омут.

Они молча продолжили работу, сведя к минимуму обмен репликами, демонстративно не обращая внимания друг на друга. Алан чувствовал, что она так же отчаянно пытается контролировать себя, как и он. По настороженным взглядам, по молчанию, которое свидетельствовало о ее неуверенности, было заметно, что она напряжена.

К тому времени, когда он наконец заколотил последний гвоздь, в его голове созрело твердое решение: между ними необходимо установить определенную дистанцию, пока они не совершили чего-нибудь, о чем потом пожалеют.

Собрав инструменты, Алан решил эту проблему самым незатейливым способом. Пробормотав слова благодарности, он, даже не взглянув в ее сторону, направился в лес.

Дженни смотрела ему вслед. В горле стоял ком, а сердце защемило, когда она вспомнила, как бережно и нежно он трогал ее волосы, собирал их в пучок, теребил своими сильными пальцами.

С самой первой минуты их знакомства она слишком остро, слишком явственно ощущала притяжение к нему. А по некоторым признакам, в том числе и по этому поспешному бегству, она могла сделать вывод, что и он неравнодушен к ней. Неужели? Она стояла, ошеломленная внезапной догадкой. Неужели этот мужчина желает ее как женщину? Желает, но боится обидеть, причинить боль?

Медленно поднявшись на обновленное крылечко, Дженни вошла в хижину. Она увидела его постель, задвинутую в самый угол, посмотрела на свою кровать, которую он поставил перед очагом, и спросила себя, сколько же потребуется времени, чтобы он пришел к ней… или она к нему.

Одно Дженни знала наверняка: Утиный остров покинет совсем не та Дженифер Моррис, которая приплыла сюда.

Подходя к хижине пару часов спустя, Алан был преисполнен новой решимости и прежних сожалений. Только жесткий самоконтроль позволит ему начать очередной день, который, скорее всего, завершится муками плоти. Дженни юна, чиста и невинна, он же не так уж молод, развращен опытом и отягощен прошлым. Он должен держаться от нее подальше.

Но тут Алан увидел ее, и вся его решимость лопнула, словно большой мыльный пузырь.

Она сидела на ступеньках и выглядела лет на шестнадцать, не старше. Стройная фигурка купалась в лучах заходящего солнца. Она сидела, подтянув к груди колени и обняв их руками.

Он не в состоянии ничего ей дать, но зато очень многое хотел бы взять. И снова Алан мысленно поклялся не трогать ее и пальцем, но, увидев нерешительную ее улыбку, усомнился, сможет ли исполнить свой обет.

– Привет, – мягко сказала она, глядя на него открыто и простодушно, как, наверное, никто и никогда не смотрел. По крайней мере, он не мог припомнить.

– Привет, – ответил он и заставил себя пройти мимо нее к двери в хижину.

– Я разогрела суп на случай, если ты голоден.

– Хорошо, спасибо. – Он вошел и закрыл дверь, стараясь не думать о том, какими глазами она смотрела на него, будто спрашивала… Нет, он не станет об этом думать. Лучше оставить все как есть, пусть считает его невежей, грубияном, кем угодно, лишь бы не увидеть потом в этих доверчивых глазах разочарование и боль, а это неизбежно, если он нарушит данную себе клятву.

Неужели ты тот самый Алан Маклей, который всегда гордился умением контролировать свои эмоции и держать себя в руках? – думал он, с остервенением хлопая дверцами шкафа в поисках какой-нибудь посудины. Отыскав миску, он налил супа, сел, поставил локти на стол и склонился над миской, как голодный медведь, охраняющий свой последний горшочек с медом. Съев немного, он тяжело вздохнул и отложил ложку.

Алан посмотрел на дверь. Что это он так нервничает? И из-за кого? Из-за девчонки? Но это же просто смешно.

Он резко поднялся, подошел к двери и открыл ее.

– Ты ела, Дженни? – спросил он, опершись рукой о косяк.

Она не обернулась, только чуть заметно повела головой.

– Да, недавно.

Алан поглядел на ее затылок, затем скользнул взглядом по узкой спине, и желваки заходили на скулах. Сделав глубокий вдох, он вышел на крыльцо.

– Не возражаешь, если я посижу с тобой?

Дженни взглянула на него через плечо, пытаясь определить, какое у него настроение.

– Я могу уйти в хижину, если ты хочешь посидеть один.