Любовь на первой полосе

— Еще не переехала, а уже говоришь о возвращении. Извини, дорогая, я предложил так неожиданно, без подготовки. Наверное, мне следовало прежде сказать, что я люблю тебя и хочу всегда быть с тобой. Каждые пять минут ты убегаешь к себе, то за феном, то за трусиками. Меня это раздражает.

Кейт с облегчением вздохнула, поставила чашку с кофе и взяла Чарли за руку.

— Иди за мной, — сказала она, ведя его в свою спальню, где в углу стояли чемоданы, которые она привезла из Нью-Йорка. — Если ты поможешь отнести все это вниз, я сейчас же начну укладываться.

— Почему ты столь быстро изменила свое мнение, любовь моя? — удивился Чарли.

— По одной маленькой причине. Иначе бы я не двинулась с места.

— Не понял?

— Значит, ты не слышишь, что говоришь? Или не понимаешь слов, Чарли Гамильтон? Ты сказал, что любишь меня. Полгода я торчала у твоей кухонной плиты в надежде услышать эти слова, и наконец ты их произнес.

Он заключил ее в объятия, нежно опустил на узкую складную кровать и стал медленно раздевать. Потом они занялись любовью.

Ей казалось, что прошло несколько часов. Совершенно обессилев, она молча лежала на кровати. Первым заговорил Чарли:

— Тебе не обязательно каждый раз говорить о своих желаниях. Я и сам знаю.

Чарли почему-то никогда не говорил ей об этой девушке. Фотография в серебряной рамке стояла на пианино в гостиной. Другую — она видела в кухне на шкафу. И в альбоме. Высокая, стройная, с темными волосами и взглядом английской аристократки.

Кейт подозревала, что это последнее увлечение Чарли, но она сама не заговаривала на эту тему. Войдя однажды в гостиную и заметив, как грустно Чарли смотрит на фотографию, она решила, что хватит отмалчиваться.

— Кто это? — спросила она и, не получив ответа, раздраженно сказала: — Мне все ясно. Ты ее когда-то любил, так что скажи прямо, кто она. Чтобы я успокоилась.

— Я ее до сих пор люблю. И, наверное, всегда буду любить.

«Значит, все хуже, чем я думала».

— Назови хотя бы ее имя. Расскажи, откуда ты ее знаешь, а потом решим, как мне к этому относиться.

— Не волнуйся, дорогая, она тебе не соперница. Беда в том, что она вообще никому не соперница. Если бы в свое время о ней как следует заботились, не возникли бы и эти проблемы.

— Ты еще не сказал, кто она такая.

— Ее зовут Мария. Мария Гамильтон. Моя дочь.

— Чарли, я не знала, что у тебя есть ребенок. Почему ты не говорил мне о ней раньше?

— А зачем? Она далеко отсюда. В хороших руках, как принято говорить. Впрочем, теперь я не уверен…

— Где она, черт возьми? Почему ты вообще отправил ее куда-то из дома? Ты же сказал, что любишь ее.

— Люблю, но я бы все равно с ней не справился. У Марии очень серьезные проблемы, я не хотел рисковать и послал ее учиться в Швейцарию. Два года назад.

— А теперь что-то случилось. Я права?

— Да, Кейт, — вздохнул он. — И я ума не приложу, что делать.

— Расскажи мне о ней. Все. Не скрывай ничего. Тогда, возможно, я помогу тебе разобраться. Я не такой уж большой специалист по девочкам-подросткам, но ведь когда-то я сама была такой.

— Ты действительно хочешь, дорогая? История малоприятная.

— Да, хочу.

Рассказ оказался долгим, но Кейт ни разу не прервала его, оба даже не вспомнили об ужине.

Мария имела несчастье родиться девочкой. А Файона очень хотела сына, и, когда Господь не внял ее молитвам, она страшно расстроилась.

Матери, как правило, любят своих детей независимо от их пола. Но Файона была другой. Спокойная и покладистая, она предоставляла другим распоряжаться ее жизнью. Сначала решения за нее принимал отец, а потом Чарли. Зато в домашних делах она стала полновластной хозяйкой. Именно она решала, какой ситец пойдет на занавески, а каким следует обить диваны. Она утверждала меню завтраков, обедов и ужинов. И когда речь шла о детях, слово Файоны было законом.

Таким образом, Мария имела наглость пойти наперекор желаниям матери. Но кроме пола у нее оказалось и много других проблем. Например, внешность. Когда девочка чуть подросла, всем стало ясно, что она не похожа на мать. Ни женственной грации, ни изящества. Мария была крепеньким ребенком с сильными ручками и ножками, а громким голосом она могла поднять даже мертвого.

Когда Мария по ночам плакала, она будила не только няню, экономку и повариху. Она будила Файону и своего отца Чарли, который умолял жену успокоить младенца, но та неизменно отвечала, что если дети кричат, успокаивать их должны няни. Это всем известно.

К сожалению, Мария об этом не знала и проплакала все детство. Что бы она ни делала, как бы ни старалась, ей ни разу не удалось порадовать Файону.

Составление букетов, вышивание гобеленов и танцы ей не давались. Она была слишком большой и неуклюжей для подобных занятий.

Нет, она многое умела, просто все это было не то, чего от нее требовала мать. Мария пошла в отца не только внешне. Она любила математику и химию, отлично плавала, играла в теннис, легко отрывалась от преследователей на хоккейной площадке.