Любовь моя

– А я как-то смотрела в гостях многосерийный импортный комедийный фильм про учителя, который, чтобы поправить бюджет своей семьи, стал делать и продавать наркотики. Все гости, включая меня, дружно хохотали, потому что артист, исполнявший главную роль, был неподражаемо талантлив. И вдруг я ужаснулась: «Учитель не думал о людях, которые погибнут от его наркотиков?!» Я, конечно, понимала, что это комедия, но смотреть ее и тем более смеяться мне расхотелось. «Мои друзья хорошие добрые люди, но когда их захлестывают эмоции, они не видят плохого? Я рассуждаю как педагог? Позволить моим подопечным посмотреть этот фильм или нет? От всего плохого не оградишь. Разрешу, но объясню», – завертелось в моей голове. Но настроение все равно уже испортилось.

– И ты принялась совестить своих друзей? – спросила Инна.

– Отстань, – как от назойливого комара отмахнулась Аня.

– Как иногда сказанная человеком милая шутка сразу к нему располагает! Как-то по воле случая, я попала в качестве зрителя в зал, где должны были номинировать на премии наших писателей. Аня, ты тоже там присутствовала. Помнишь? – спросила Инна. – За столом вперемешку сидели писатели и члены комиссии. Я пошутила, мол, надо бы вас развести по разные стороны. И одна женщина из комиссии мне влет ответила: «Мы не на дуэли». А я ей: «И все же сегодня вам придется стрелять без промедления и, главное, без промаха». И так этот маленький диалог хорошо прозвучал, что мы обе улыбнулись, хотя до этого настороженно приглядывались друг к другу. Потом я у одного незнакомого мужчины спросила:

«Вы тоже писатель?»

«Нет, сочувствующий», – ответил он с приятной улыбкой. И я почему-то перестала волноваться, словно уже не ожидала от комиссии сокрушительной критики на произведения своих друзей и будто стопроцентно поверила в справедливый исход мероприятия.

– Последние сомнения отпали? – насмешливым эхом откликнулась Жанна.

Инна не ответила. Ее взгляд был направлен внутрь себя. Мыслями и чувствами она была уже слишком далеко, чтобы услышать, кого бы то ни было.

Аня продолжила ее рассказ:

– Я тогда тоже обратилась к тому же доброжелательному человеку: «Попасть в номинанты тоже престижно?»

«Это, конечно, еще не награда, но уже событие, предполагающее в перспективе возможность восхождения на Олимп», – ответил он мне. Я заметила, что глаза у него были грустные, и подумала, что он тоже из пишущей братии.

– Хочу чего-нибудь веселого и радостного! Хочу простоты и естественности! – вдруг возопила Аня и автоматически оглянулась на дверь.

– Читай тома анекдотов. Очень освежает. Они, как сказал Карел Чапек, комедии, спрессованные в секунды. Их теперь горы на книжных прилавках. В свое время они меня из депрессии вытащили, – сказала Инна и попросила Лену:

– Не в службу, а в дружбу передай мне туесок с пряниками. Наша «милая» беседа возбудила во мне аппетит.

– Неожиданный ты, Инна, человек, – пробормотала Жанна.

А та в ответ только плечами пожала.

– Твой «роман» с мучными и сладкими продуктами так и не сошел на нет? – удивилась Лена, передавая подруге плетеную вазу.

«Я уже жалею, что сама того не желая, подтолкнула девчат на разговор о литературе. Не стоит он того, чтобы ему посвящать полночи. Не надо было потакать Инессе», – устало подумала Лена, тяжело опускаясь на матрас.

* * *

Жанна заговорила тихо, вдохновенно и романтично:

– Я за высокое и глубокое отражение таких тем как жизнь-смерть, любовь-ненависть или как соотносятся реальное время и вечность; я за столкновение различных импульсов чувств, когда человек живет с неизбежным пониманием своей судьбы, если все его помыслы…

– И так далее, – обидно рассмеялась Инна. – Чтобы любой компании придавался ореол борьбы за человека, за веру, утверждающую, что свет плодотворен, тьма бесплодна, мысль безбрежна. И тому подобное. Наслышаны мы, под завязку этим накормлены. Это позавчерашний день литературы. Твоя гипердоверчивость и безоглядная вера в чудо – неиссякаемы. А я приветствую разнузданные фарсы. По мне насыщенные роковой страстью трагедии и сумасбродные комедии. Я могу рассчитывать на твою поддержку и понимание?

– Если только всё культурно и интеллигентно, – смущенно и неуверенно пробормотала Жанна, застигнутая врасплох то ли на самом деле изощренной, то ли выдуманной откровенностью Инны.

– И без мата? – хихикнула в ладошку Инна.

– Не совестно тебе? – оскорбилась Аня – Плохое само легко и быстро внедряется, а хорошее приходится терпеливо и настойчиво прививать. И если принять во внимание, что доброе слово соединяет, а злое и грубое разъединяет, то…

«Не дай бог скатятся на проблемы воспитания», – буквально холодея, подумала Лена и плотнее завернулась с головой в одеяло.

– Меткое наблюдение, – съязвила Инна, прервав Анину пылкую речь. – Примазываешься к классикам типа Макаренко? Мозги еще не проели советские нравственные императивы? Что глаза пялишь? Дара речи лишилась? Ты посмотри на себя в зеркало – портрет кисти Никаса Сафронова или Шилова? Нет, Ван Гога или Пикассо. Сколько в нем экспрессии! Красота неизреченная!

– На себя обернись, – обидчиво отрезала Аня.