Любовь меняет все

Плохая дикция академических вокалистов, на которую часто жалуется зритель, объясняется тем, что они перезевывают, слишком опускают гортань, совершенно теряя разговорный тон. Нужна балансировка – упругое произношение согласных, красивое круглое произношение гласных, причем сразу – в купол, чуть позади неба. Другая крайность – когда слишком увлекаются – и поют, как разговаривают, – на высокой гортани. Звук становится плоским, гнусавым. Обретение баланса – одна из ключевых задач постановки голоса.

Часто приходится слышать, что эстрадная манера, которая обычно как раз сплющивает звук, имеет право на отдельное существование. Это неверно. Основа пения для всех известных манер одна. Конечно, если человек не намерен трудиться, проще всего для него будет заявить, что-де классический вокал – это особая статья, не для всех. У эстрады – свои приспособления, но основа – классическая!

Когда в 1920-1930-х годах развитие музыки направилось в сторону джаза, мюзикла, оперетты, появились новые вокальные пособия, как развивать, например, опереточный тон у певицы. Для опереточного пения вообще нельзя сильно опускать гортань, исполнение идет в чуть облегченной манере, по законам жанра надо быстро переходить с разговора на пение, это и определяет необходимость держать уровень гортани чуть завышенным, и гортань при этом подвижна, ближе к разговорному голосу. С появлением джаза как искусства родились новые технические приемы. Но единственное отличие джазовой и эстрадной манер от классической – певцы за счет немного другой постановки верхней челюсти по-другому накрывают звук, – классики больше следят за купольностью звучания, направляют звук выше, чем при других манерах исполнения. То же самое – мюзикл: приспособиться к этой манере – задачи педагога. Но основа, база остается для всех профессиональных певцов единой.

Драматическая задача

Мазетти говорил об умении верно передать чувства и настроение как о венце вокального мастерства. Певец непременно должен знать и понимать смысловую часть музыкального произведения, его драматическую линию. Звук голоса – спутник поэзии, звук сам по себе, в отрыве от смысла мелодической логики и значения слов, практически ничего не значит.

В период моего становления я четко усвоила: ни одна нота, ни одна фраза не может быть спета без драматической задачи. И драматическая задача раскрывает задачу музыкальную. Это – правда, это совершенно верно. Об этом писали и Нежданова, и Обухова – обе ученицы великого Мазетти. Мне эти слова достались в наследство от Надежды Матвеевны Малышевой-Виноградовой, она говорила: «Любан, точно поставленная задача для тебя – передать, что ты в этот момент ощущаешь, чувствуешь. Движения твоей души – они, и только они рождают правильное состояние и вокал».

Сама она бывала у Мазетти довольно часто, и однажды там ее застал Федор Шаляпин, заглянувший к известному педагогу на консультацию.

– Хорошая девушка! Ты можешь сыграть «Двойника»[100] Шуберта, сцену коронации Бориса[101] и «Блоху»[102] Мусоргского?

– Да, Федор Иванович, я буду учить, – ответила юная Надежда Малышева, скромно потупившись.

И сыграла. Мой учитель была удостоена чести аккомпанировать Шаляпину в Малом зале консерватории на так называемых «благотворительных вечерах для неимущего студенчества». Большие наши имена, мэтры, такие как Собинов, Шаляпин, Игумнов, Блуменфельд, Ауэр[103], на этих выступлениях собирали деньги в помощь талантливым неимущим студентам. Федор Иванович Шаляпин давал такие концерты регулярно.

В драматическом музыкальном спектакле «Маленький принц». 2001 г.

Надежда Матвеевна Малышева-Виноградова

Надежда Матвеевна рассказывала мне о своем впечатлении от шаляпинской мощи: «Ты не спрашивай, что я испытывала в те моменты – с Шаляпиным быть на сцене почти невозможно. Это – вулкан! Начало спокойное: благородство и прозрачность тона в «Двойнике», и вдруг какое-то инфернальное существо буквально вылезало из-под рояля и пело «Блоху». Потом торжественность в сцене коронации Бориса Годунова, и потом с шубертовским же романсом «Куда?» он просто уходил за сцену под восторженный рев публики».

История Виноградовых

Мы продвигались к Татьяне медленно, год с лишним, практически каждый день я «паслась» у Надежды Матвеевны. Иногда мы пропускали собственно вокальные уроки. Как-то звоню:

– Надежда Матвеевна, я устала, в консерватории было столько всего…

– Хорошо, ты сегодня не будешь петь, просто приходи и слушай, я тебе буду рассказывать.

Помимо того что Надежда Матвеевна знала всего «Онегина» наизусть, – можно было ткнуть пальцем в текст, и она декламировала с любого места, – она так же знала и прозу Пушкина: она читала мне «Барышню-крестьянку», «Метель», «Пиковую даму»…

– Надежда Матвеевна, а зачем вы все время учите прозу?

– Люба, чтобы не впасть в маразм, тренировать память и быть в гармонии с миром!