Любовь к мятежнику

Она резко повернулась, и свеча погасла. Подсвечник выпал из нервных пальцев и ударился о дубовый пол. Прижимая книгу к груди, она стояла, пойманная в ловушку Квинтином, который оказался между нею и выходом. Его лицо было жестким в лунном свете, словно черно-белый набросок. Он выглядел взбешенным.

— Что, черт возьми, ты делаешь здесь в ночном одеянии? — Его резкий голос рассек тишину и эхом отозвался в вышине потолка.

— Я… я не могла уснуть. Жара… Я вспомнила о книгах вашего отца и подумала, что могу взять одну почитать. — Она дерзко вздернула подбородок, когда он надвигался на нее. — Вы ведь не станете возражать. Вы хотели убедиться, что я образованная, прежде чем одобрить меня!

Он остановился в двух шагах перед ней и скрестил руки на своей широкой груди. Даже в тусклом свете она видела циничную улыбку, вспыхнувшую на его лице.

— Именно так. Дай мне посмотреть, что ты посчитала подходящим чтивом, которое помогло бы тебе уснуть в эту душную летнюю ночь. — Он протянул руку за книгой. Она отступила назад.

Пары бренди брали верх, когда он угрожающе надвигался на нее.

— Вы пили, сэр. Слишком много, я боюсь.

— Это мой бренди. Я могу себе позволить, если захочу. И эта книга тоже моя. Дай мне взглянуть на нее.

Она крепче прижала ее к себе. Силы небесные, что он подумает, когда увидит эту скандальную книгу?! Он не запугает ее своим свирепым видом.

— Она вас совсем не заинтересует. Это просто… руководство по ведению домашнего хозяйства.

Ноздри Квинтина были наполнены ее тонким ароматом. Она пахла жимолостью, стоя в окутывающем ее лунном свете, с этими блестящими волосами красного дерева, рассыпавшимися по плечам и ниспадающими на грудь. Он вновь тряхнул головой, чтобы прояснить затуманенное бренди сознание, и чуть не потерял равновесие, но удержался, схватив ее руками за плечи.

Мадлен запаниковала. Он был таким большим, таким грозным, сердясь на нее, прикасаясь к ней. Его длинные, тонкие пальцы вонзились в ее руки сквозь белый батист, обжигая ее. Его теплое дыхание окутывало ее. От него пахло бренди и еще чем-то неясным, мужским и неотразимым. Она толкнула его книгой, напрасно пытаясь увеличить расстояние между ними. Он выхватил том у нее из рук, затем поймал ее тонкое запястье. Она потеряла равновесие и упала на него, а ее длинные волосы и широкая одежда окутали их обоих.

Квинтин уронил книгу и прижал ее к себе. Его дыхание участилось, а все тело затвердело от желания. Он чувствовал, как она бьется в его руках и тихие протесты слетают с ее губ.

— Проклятье, на тебе что, ничего нет, кроме этой прозрачной материи? Это же тоньше, чем москитная сетка!

— Пустите меня. Вы пьяны! Я закричу и подниму на ноги весь дом, — выдохнула она.

Его объятие было таким крепким, что ей нечем было дышать.

— Ну, давай, кричи, чтобы прибежал мой отец и все слуги и увидели, как ты, полуголая, бродишь ночью по дому.

— Вы сошли с ума! Вначале вы оскорбляете меня и ясно даете понять, что не хотите жениться на мне, потом вы набрасываетесь на меня. Вы не джентльмен, сэр!

— А ты… кто ты, Мадлен?

Он изучал ее маленькое, прелестное лицо. Широко посаженные глаза сверкали, словно янтарь, а ее волосы, боже, ее волосы изумительно блестели в тусклом свете. Квинтин погрузил в них одну руку и притянул ее нежный, полуоткрытый рот ближе к своему. Когда Мадлен попыталась отвернуться, он сильнее потянул за волосы, делая ее голову неподвижной до тех пор, пока она совсем не затихла, глядя на него, словно кролик, пойманный в силки.

Мадлен смотрела, как эти скульптурные, прекрасные губы опускаются все ниже и ниже. «Он собирается поцеловать меня». Она попыталась расслабиться, но неожиданно страх сменился другим, еще более тревожащим чувством. Она осознала, что его рубашка была расстегнута, и ее пальцы погрузились в завитки черных волос на его груди. Каждый дюйм его великолепно сложенного тела был смуглым и твердым. «Боже, помоги мне, я хочу, чтобы он…»

Квинтин поцеловал ее, вначале медленно, пробуя на вкус сладостный Жар ее рта, ощущая его податливость, когда он захватывал его своими губами, двигаясь ртом сначала в одну сторону, затем в другую до тех пор, пока не почувствовал, что она отвечает на его поцелуй. Его язык нежно касался ее сжатых губ, пока они не раскрылись для него; затем он скользнул внутрь. Он терял над собой контроль, ибо все сдерживающие рефлексы подавлялись вином. Поцелуй углубился, став более властным, более несдержанным.