Любовь из металла

— В обыкновенном. Ты же понимаешь, нас создал выдающийся человеческий разум, но теперь наш собственный интеллект намного превосходит интеллект наших создателей. Человеческие клетки мозга неизбежно деградируют и умирают. В нашем же случае, клетки множатся и развиваются. — Меня замутило. Это была не зависть. Она продолжила: — Однако, сейчас есть предпосылки к изменению ситуации с человеческим вымиранием. Верлис говорил тебе об этом, разве нет?

— Импланты. Они не заработают.

— Они заработают. Уже работают. Ты же видела Зои и Лили. Они уже другие. Может ты их не замечала. Они выглядят нормальными, разве что очень привлекательны.

— Ты хочешь сказать, что Зои и Лили не роботы и не люди, а некое успешное скрещивание обоих видов?

— Вот именно, Лорен. Он тебе это уже говорил.

— Да, он говорил. — Я отвернулась от нее. — Каким образом?

— Еще в детском возрасте. На самом деле, еще до рождения. Над некоторыми вещами частично уже давно работали, в том числе и над всеми умными штучками, которые Джейсон разработал для нас. Как думаешь, сколько лет Зои и Лили? Шестнадцать? Восемнадцать?

— Ты сейчас скажешь, что им по два года.

— Лорен! Ты все схватываешь на лету! — Глая, казалось, была довольна мной. — Ты почти угадала. Им четыре и пять. Мне проще будет объяснить так. Внедрено было нечто наподобие мутированного металлического семени, которое усовершенствовал Джейсон. Оно внедряется в биологические клетки растущего эмбриона и, к тому же, обладает разумом низкого показателя, но, тем не менее, впечатляющего потенциала. Семя способно убедить клетки, что оно не несет опасности. Отторжение исключается. Затем, семя растет вместе с биологическим материалом человеческого детеныша, оказывая помощь и поддержку эмбриону в утробе, в последующем рождении, затем в детстве до стадии полной зрелости. Для женщины эта стадия наступает между восемнадцатью и двадцатью годами. Лили и Зои достигнут этой стадии приблизительно через шесть или девять месяцев. Рост тогда закончится. Его заменит бесконечное нестарение. Люди достигают зрелости и начинают разрушаться. Разумеется, так рано разрушение не очевидно, но, тем не менее, процесс идет. Лили и Зои, и весь их вид никогда не будут знать разрушения. Они лишь обновляются. Вечная молодость. Но — и это истинное чудо, Лорен, — они все же остаются людьми. Помесь, если хочешь, смертного и…

— Божества, — подхватила я. — Это неправда, Глая. Прости. Я не верю тебе. И ему тоже.

Она говорила здраво:

— Но если ты поразмышляешь над этим, то поймешь, что это лишь резкий скачок в развитии от типа машин вроде нас. — Она произнесла это без содрогания, будничным тоном. — Верлис и мы. Даже первая выпущенная модель — Сильвер, — и снова даже не моргнула. — Или ты завидуешь?

— Это он боится смерти, — сказала я.

— Мы все, — сказала она тихо, — боимся смерти.

— Поэтому вы сбежали из МЕТА сюда. Поэтому вам нужны уязвимые люди-питомцы, и поэтому, если верить твоим словам, вы хотите создать расу полулюдей-полуроботов. Но у вас ничего не получится.

Она поднялась. Не встала. Будто вода, текущая вверх по холму.

— Он просит тебя к себе на сегодняшнюю ночь.

— Мне сказали. Ваши робоцыпочки. Хотя я так не думаю. Они просто новый вид робота с особой кожей, который создан более молодым на вид, чем прочие. Что дальше? Роботы-младенцы?

— А ты пооколачивайся рядом, Лорен, — сказала Глая уже у двери, — посмотри, как они растут. А потом смотри, как они остаются молодыми вечно.

Дверь распахнулась для нее сама по себе. Глая переступила порог и ушла.

— 3 —

Сегодняшней ночью никто не провожал меня к нему. В конце концов, я поняла, что должна идти сама.

Нереальная автономия.

К тому времени на улице уже стемнело, так что фонари, огни кафе, баров и цветущих деревьев вовсю светили. Пара людей, недавно перебросившихся со мной дюжиной слов, помахали мне. Я подумала: «А они — люди, как и я? Или они принадлежат к тому, иному виду — роботизированные люди, очеловеченные роботы, — настоящие андроиды, возможно. Внешне — люди, а внутри — механизмы. Насколько они механизированы? Есть ли у них кровь, органы?» Я жалела, что не расспросила Глаю. И, одновременно, была этому рада.

Когда я начала переходить мост, я приостановилась, поглядев вниз на мощный металлический поток, несущийся к северу. «Теперь все так: что создано, то истинно. Что настоящее — нет».

В саду за мостом я остановилась у высокого черного кипариса. Над городом никогда не восходит луна, лишь несколько аккуратно разбросанных, очень ярких, возможно, электрических звезд. И Астероида тоже нет. Разумеется, пережившие апокалипсис не хотели бы такого напоминания.

Из тени за моей спиной раздался его голос:

— Это не звезды, Лорен.

Я не сразу смогла ответить:

— Это проверенные данные?

И он засмеялся своим чудесным смехом. Его руки заскользили по мне в объятии, и он был теплым, как сейчас, будто в его теле было человеческое кровообращение. Он поцеловал меня в висок.

— Я очень давно не видел тебя.

— Прости, — сказала я, — Наверно, я пропустила твой звонок^[61].