Любовь или деньги

Они нашли Синди Карр в тренажёрном зале на втором этаже, недалеко от Стэма, рядом с театральным кварталом и её квартирой. Она не выглядела так, будто нуждалась в занятиях фитнесом. Ростом около пяти футов девяти дюймов, в чёрном трико и чёрной майке, пропитанной потом и низко обтягивающей несколько пышную грудь, она сошла с беговой дорожки, вытянув руку, длинные светлые волосы всклокочены и влажны, на лице - улыбка с ямочками, голубые глаза сверкают.

«Привет», - сказала она, - «Как дела?»

Как будто кого-то не убили накануне.

Они всегда удивлялись тем, кто притворялся, что убийство - это обычное дело. По их опыту, это были те, кто либо просто глуп, либо что-то скрывает. Синди Карр не выглядела глупой, но у них также пока не было оснований предполагать, что она может что-то скрывать. Если только она не была той, кто отравил Хелен Макриди.

«Рад, что вы нашли для нас время», - сказала Карелла.

«Едва ли», - вздохнула Синди, усаживаясь на одну из скамеек для прессы. «Мне нужно вернуться на репетицию к двум», - сказала она и посмотрела на часы на стене гимнастического зала.

Повсюду вокруг них красивые мужчины и женщины вышагивали, поднимались, сгибались и гримасничали. Мейеру захотелось сесть на диету. Карелле тоже.

«Расскажите нам о прошлом вечере», - сказал он.

«Знаете... мне нужен адвокат или что-то в этом роде?», - спросила Синди.

«Почему вы так думаете, мисс Карр?»

«Эй», - сказала она.

Они подождали.

«Хелен отравили, да?», - сказала она и провела указательным пальцем по своей ямочке на щеке.

«Это обычные вопросы», - постарались заверить её.

«Не сомневаюсь», - сказала она.

«Как вы оказались приглашены на эту вечеринку?», - спросил Карелла.

«Меня пригласила Хелен. Ну, вообще-то это Гарольд меня позвал. В конце концов, это была его вечеринка. Но именно Хелен предложила это сделать.» Она заколебалась. «Мы подруги», - сказала она. «Были».

«Как давно вы с ней знакомы?»

«Она вернулась после спектакля, который я ставила несколько месяцев назад. Маленький мюзикл по мотивам «Чувства и чувствительности» Джейн Остин (английская писательница, провозвестница реализма в британской литературе, сатирик, писала так называемые романы нравов – примечание переводчика). Продержался на сцене неделю, но Хелен понравилось. Ну, любовь или деньги, вы же знаете, как она к этому относится. Так что мы начали общаться.»

«Где это было, мисс Карр?», - спросила Карелла.

«Я только что сказала вам. За кулисами. В моей гримёрке.»

«О. Когда вы сказали, что она вернулась, я подумал, что вы имели в виду именно то, что она вернулась.»

«Нет, я имела в виду за кулисами. Чтобы сказать мне, как ей понравилось шоу. Мы разговорились, и одно привело к другому, мы встретились за обедом на следующий день и стали подругами. Вот почему я была на вечеринке. Потому что Хелен попросила Гарольда пригласить меня. Но, знаете ли...»

Они подождали.

«Неважно», - сказала она.

«Неважно что, мисс Карр?»

«Я думаю, если мы собираемся ещё поговорить здесь, мне лучше позвонить адвокату. Потому что, должна вам сказать, это звучит совсем не обыденно, ребята, и я чертовски не хочу, чтобы меня обвинили в убийстве моей лучшей подруги на свете. Понятно?», - сказала она, её лицо начало дёргаться.

«Понял», - сказал Карелла. «Спасибо, что уделили нам время.»

«Конечно», - сказала она и отвернулась, чтобы скрыть внезапно навернувшиеся на глаза слёзы.

«Есть только две вещи, о которых стоит писать», - говорил им Гарольд Эймс. «Любовь или деньги».

Ему было около пятидесяти, как они догадались, худощавый и зеленоглазый, с каштановыми волосами и аккуратно подстриженной бородкой, он сидел в лучах солнца за огромным письменным столом в своём офисе с кондиционером в углу. Сейчас было два часа дня, и они пришли в газету не для того, чтобы выслушивать литературные изыскания, а чтобы узнать о вчерашнем званом ужине.

«Вы знаете, кто это сказал?», - спросил Эймс.

«Нет, и кто же это сказал?»

«Сама Хелен. Ну, Джейн Остин сказала это задолго до Хелен, но она любила повторять. Эти слова были её кредо, по сути, и многие писатели недолюбливали её за это.»

«Кто-нибудь конкретно?», - спросил Мейер. «Эти писатели, которые её недолюбливали?»

«Тысячи», - сказал Эймс. «Нельзя быть книжным обозревателем в самой влиятельной газете страны и не ожидать, что у тебя появятся враги.»

Враги, подумал Карелла.

Гораздо более сильное слово, чем «недолюбливают».

«Расскажите нам о вчерашней вечеринке», - сказал он.

«Мы все здесь подозреваемые?», - спросил Эймс. Казалось, эта мысль его позабавила.

«Нет, я и мой напарник - вне подозрений», - сказал Карелла.

«Я имел в виду нас троих.»

«Кто-нибудь из вас писатель?»

«Понятно», - сказал Эймс.

Они ждали, когда он скажет, что конкретно понял.

«Вы думаете... поскольку я сказал, что писатели её недолюбливают, то, возможно, писатель её и отравил. Так?»

Они ничего не сказали.

«Вчера вечером в «Марте Бейли» были сотни писателей», - сказал Эймс.