Любовь и смерть. Селфи

– У вас богатый опыт, – не удержался и Беймуратов. – Я иногда смотрю ваши передачи. А главное, фантазия богатая. Смотрите, не пережмите. А не то – вызовите какого-нибудь экстрасенса к себе в студию. Может, он объяснит, в чем тут фокус?

– Надо будет – вызовем, – заверила Людмила, садясь в машину.

Марат Ахметович стоял на крыльце и задумчиво смотрел, как они уезжают.

– Ты зачем ему сказала о Кристине? – набросилась на подругу Люба, едва за ними закрылись ворота.

– А что тут такого?

– А если это он убийца?

– Ты что не видишь: мужик не в себе!

– Кто знает, отчего он не в себе?

– Хорошо, давай проверим его алиби!

– С этого и надо было начинать!

– А почему ты меня все время строишь! – взвилась Апельсинчик. – Подумаешь, девочка-отличница!

– А ты как была бесцеремонной и недалекой, так ею и осталась!

– Зато я звезда, а ты… – в запальчивости выкрикнула Люська, но вдруг осеклась и посмотрела на Любу виновато: – Мы-то зачем грыземся? Или нам тоже есть что делить? За что я тебя, Любка, обожаю, ты не завистливая. Сколько подружек я растеряла с тех пор, как стала звездой и вышла замуж за Сережу, это ж с ума сойти! Все ведь надо мной посмеивались. Мол, Самсонова – дура, неудачница, мужики ее все время бросают. Панталонами да носками на рынке торгует. Мать-одиночка, блин. И вдруг – и муж-красавец, и шикарная квартира, и морда в телике. Никто кроме тебя мне этого не простил. Или ты тоже не простила? – Люба почувствовала на своей правой щеке пронизывающий взгляд Людмилы. Щека запылала.

– Я рада за тебя, – виновато сказала Люба. – Но ты иногда делаешь мне больно. Хорошо, что я знаю, ты это не намеренно. Не со зла. Просто характер такой. А я тебя, Люсенька, люблю за то, что ты не обидчивая и не злопамятная. И всегда первой бежишь мириться.

– Значит, хорошие мы с тобой бабы. А все остальное – фигня. Ладно, проехали, – Апельсинчик вздохнула. – Ну что, к Красильниковым заедем?

– Конечно, – и Люба притормозила.

Дом номер одиннадцать казался вымершим. Подруги долго топтались у ворот, прежде чем Люба решилась надавить на кнопку электрического звонка.

– Кто там? – раздалось вдруг в динамике домофона.

– Оксана, нам надо поговорить, – напряженно сказала Люба. Почему-то она была уверена, что говорит именно с Оксаной Красильниковой.

– Кто вы?

– Мое имя вам ничего не скажет, – «А ты молчи», – взглядом велела Люба Апельсинчику. – Я психотерапевт. Консультирую вашу подругу Анастасию Галкину.

– Насте нужен психотерапевт? – Оксана удивилась, но как-то вяло.

– Ее дочери Алене. Речь идет о селфи.

– Что вам от меня надо? – резко сказала Оксана.

– Поговорить. Это очень важно. Маше Даниловой угрожает опасность. Нужна ваша помощь.

– Я не хочу об этом говорить!

– Оксана, пожалуйста. Вашу дочь убили. Это не был несчастный случай. Или вам все равно, что и Машу тоже могут убить?

Раздался писк, и Люба поняла, что калитка открылась. Нельзя было терять ни минуты, пока Оксана не передумала. Люба перевела дух. Вперед!

– Идем! – схватила она за руку Людмилу и потащила ее за собой.

Вот на этом участке сразу становилось уютно. Отсюда не хотелось уходить, хотя на лицо была некая запущенность. Кусты чрезмерно разрослись, засохшие цветки на розовых кустах никто не срезал, на зеленом газоне валялись золотые денежки опавших березовых листьев. Лето подходило к концу, и деревья начали увядать. А на участке Красильниковых росли четыре красивейших березы. Три больших и одну, судя по всему, посадили не так уж и давно. Люба вдруг подумала, что у каждой из берез есть имя.

«Которая же из них Кристина?»

– Что ты застыла? Идем! – теперь уже Людмила тащила подругу за руку.

Их никто не встречал. Дом и внутри словно вымер. Пахло слежавшейся пылью и немытой посудой. У входной двери стояла одинокая пара стоптанных женских туфель на низком каблуке. На входном коврике лежали комья засохшей грязи. А ведь дождей давно уже не было.

Хозяйку подруги нашли в кухне на первом этаже. Вид у Оксаны Красильниковой был неряшливый. Она оказалась крашеной блондинкой, и корни волос теперь отросли, поэтому вся макушка Оксаны была почти черной. На отросших волосах отчетливо проступала седина. Лицо что называется поплыло. Люба догадалась, что Красильникова выпивает, чтобы забыться. Отсюда одутловатость и набрякшие верхние веки. Павла Красильникова дома не было, равно как и вещей, указывающих на то, что отец семейства приезжает сюда ночевать.

Горе либо сближает супругов, либо отдаляет. Смотря, какие между ними были отношения до того, как все это случилось. Если хорошие, то близкие люди будут цепляться друг за друга, чтобы выстоять, и в итоге срастутся, словно деревья корнями, а если плохие, то горе лишь повод, чтобы разбежаться. Судя по всему, у Красильниковых был как раз такой случай. Супруги обрушились друг на друга с упреками, выясняя, кто из них больше виноват. В итоге Оксана осталась одна.

– А где ваш сын? – вырвалось у Любы.

– С ним сейчас свекровь, – вяло сказала женщина.

– Ей ведь далеко за семьдесят! – было нетрудно сделать подсчеты, раз Павел Красильников на пятнадцать лет старше своей жены.