Любовь и расчет

— Боже правый. — Его слова повисли в непроницаемой темноте. — Прошу меня простить, но, черт возьми, эти две минуты показались длиною в жизнь. — Готовясь встать на ноги, он разъединил их пальцы, чтобы помочь ей подняться. — Теперь вон отсюда, к вашей тетушке, пока что-нибудь еще не приключилось, способное поставить под удар вашу репутацию.

Ник нашел ее локоть и начал подниматься.

Собираясь встать, Кейт взялась за его предплечье, а вторую ладонь положила на спинку дивана, но когда попыталась выпрямить ноги, у нее подогнулись колени.

Ник едва успел ее подхватить, предотвратив падение на пол. Кейт дрожала с головы до ног, как застигнутый грозой ягненок после стрижки.

— Прошу меня простить, — произнесла она, выразив тремя словами всю боль своего унижения. — Я не знаю, что со мной такое.

— Не нужно извиняться. — Ник осторожно опустился на колени, чтобы помочь ей обрести равновесие. — Не торопитесь. Неудивительно, что после таких переживаний ноги ослабли.

Будь на ее месте другая женщина, одна из тех, с кем он имел близкие отношения, то прижал бы ее к груди, чтобы перестала дрожать.

Но с мисс Уэстбрук… Ник отодвинулся и снова взял ее под локти.

— Это я должен извиняться. Я поступил как последний ханжа, притащив вас в эту комнату, чтобы читать нотации по поводу осторожности и приличий. Не знаю, сумел бы я простить себя, если бы… — Но, возможно, было лучше не озвучивать исход, которого с трудом избежали. — В любом случае все благополучно закончилось. Ничего дурного не случилось. Еще минута-две, и у вас все пройдет, я уверен.

Ник наклонился и легко прижался губами к ее лбу, чтобы успокоить. В этом не было ничего особенного, но он и такого никогда бы не позволил, если бы не темнота, если бы не несколько жутких минут, пережитых вместе, если бы она не дрожала так, вцепившись в его рукав, как оказавшийся на глубине человек, не умеющий плавать.

От прикосновения его губ она затаила дыхание и отпустила ткань его рукава, чтобы переложить ладонь ему на предплечье. По движению воздуха он понял, что она запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо, но, конечно же, ничего не смогла увидеть.

Он тоже перестал дышать. В его намерения не входило… но вдруг это стало неважным. Она стояла рядом с ним, ожидая от него дальнейших действий.

«Стоять. У нее шок. Она сама не знает, чего хочет».

Как и он сам. Ник наклонился. Медленно, давая ей возможность его остановить, давая возможность себе образумиться и остановиться.

Его губы коснулись ее щеки и твердости изящной скулы. Ее ладони на его локтях окаменели в напряжении. Он вновь ощутил ее дыхание, прерывистое теплое дуновение на подбородке и шее.

Ник на мгновение замер на месте. В дюйме от ее щеки. Получая удовольствие от дуновения ее дыхания, ласкавшего кожу.

Он мог поклясться, что давно перестал этого желать. По правде говоря, этого он не желал даже в дни слепой влюбленности. Было время, когда он рисовал в воображении, как обнимает ее в залитой солнцем гостиной, наслаждаясь между поцелуями ее красотой, хорошо понимая при этом, какое их ждет будущее. Он представлял брачную ночь с зажженными свечами, ее тело — сияющее чудо поверх покрывал, ее открытое лицо, говорящее ему о том, о чем в силу смущения она не могла сказать вслух. Но ни разу в его грезах не возникала столь скандальная безмолвная сцена безрассудства в кромешной тьме комнаты.

Его ладонь в перчатке поползла вверх по ее руке, лайкой — по коже. Лайкой — по муслину. Затем он коснулся ее щеки. По ее телу снова пробежала дрожь, но теперь он знал, что это не от холода.

Глупец. Уходи скорее отсюда. Подними ее на ноги и уведи в зал. Он отчасти все еще сохранял способность думать и, несомненно, устроит себе взбучку, как только закончит то, от чего не мог удержаться. Взяв Кейт за подбородок, он нашел ее губы своими.

Если теперь их кто-нибудь застанет, ей не избежать серьезного скандала, и позор этот будет заслуженным, потому что она этого хотела. С того момента, как с щелчком закрылась дверь и комната погрузилась в темноту, она испытала что-то, чему не знала имени и не могла сопротивляться. Тут он поцеловал ее в лоб, и все необузданные чувства вылились в одно-единственное простое ощущение. Она почувствовала вкус его губ. Она прижалась к его рукам и позволила ему запрокинуть ее лицо, чтобы ему было удобнее, и ждала, что за этим последует.

Волнение и риск лишиться чести окончательно затмили ее разум и сузили мир до прикосновения его ладоней, до возбуждающей вибрации его голоса и знакомого аромата мыла.

Одно головокружительное ощущение сменяло другое. Мягкая лайка его перчатки на ее коже. Напряженные мышцы его руки. Звук его прерывистого дыхания, вторившего ее дыханию… и неспешное тщательное исследование его губами ее губ.

Нет, пока еще не тщательное. Этот осторожный наклон его лица, затем ее, деликатное внимание к каждой части ее губ были всего лишь началом. Она это знала. Никого из девочек в школе еще не целовали, но Пенелопа Таун имела замужнюю сестру, которая не стыдилась делиться интимными подробностями.