— Госпожа Чернова, я так рада видеть вас! — защебетала барышня тонким голоском, странно сочетающимся с ее грубоватой конституцией. — Хочу сразу вам сказать, что я не верю во весь этот вздор, что о вас говорят! Представляете, недавно госпожа Вейрессон болтала, что…
Далее следовало подробнейшее изложение всех слышанных ею слухов, притом гномка нисколько не стеснялась пересказывать все наинеприятнейшие пересуды их объекту, явно не задумываясь о столь тонких материях, как такт и приличия. Она всплескивала руками, то и дело восклицала "ужас!", убеждала, что нисколько не доверяет злоязыким соседям, и перемежала обстоятельный рассказ сетованиями на кавалеров, которые все никак не решались попросить ее руки, видимо, слишком опасаясь отказа. Последнее барышня Ларгуссон сообщала столь жантильно, что у гадалки заныли зубы от сладких заверений и бесконечного кокетства.
Зато у Софии появился повод расспросить ее о том, что саму гадалку более всего интересовало.
— Вы моя единственная надежда, — начала госпожа Чернова проникновенно, улучив запинку в бесконечном монологе девушки. — Только вы можете мне поведать обо всех врагах вашего батюшки!
— Ох! — барышня импульсивно прижала ладонь к губам, потом принялась уверять: — Ну, что вы, отец тишайший гном! То есть был… Его все любили, не могу даже представить, кто… — она всхлипнула и молниеносно извлекла платок, которым принялась споро утирать обильные слезы.
— Но ведь его убили! — продолжала настаивать София, высказав все положенные соболезнования. Она и в самом деле сочувствовала девушке, оставшейся круглой сиротой, к тому же у молодой женщины были свои причины считать преждевременную смерть господина Ларгуссона истинной трагедией.
— Я даже не знаю… — наконец задумалась барышня, нервно комкая платочек. Умственные усилия были явно для нее непривычны и мучительны. Наконец она нерешительно промолвила: — Ну, разве что господин Нергассон его не любил, из-за батюшкиной невесты…
— А сам господин Ларгуссон? — с надеждой уточнила госпожа Чернова, поскольку ей не верилось в виновность кузнеца. — О ком он говорил неодобрительно?
— Ну, — заколебалась гномка, — отец только о господине Ларине нелестно отзывался… И еще о сестре, они же беспрестанно ругались…
— Господине Ларине? — переспросила гадалка, вздрогнув от неожиданности и чуть подавшись вперед. Упоминание о склоках между покойным и его старшей дочерью вовсе не являлось для нее новостью, а вот известие о старшине пожарного приказа было действительно любопытным.
— Ну да! — охотно продолжила барышня, уже позабыв о своей скорби. — Батюшка ему денег ссудил, а тот все не возвращал.
— Вот как… — задумчиво произнесла София и попыталась выяснить у барышни Ларгуссон еще что-нибудь, но безуспешно. Более ничего занятного гномка не поведала, и молодая женщина распрощалась с нею, сославшись на срочные дела.
Выйдя из гостеприимного дома, София остановилась у калитки и сжала пальцами виски. От болтовни у нее разболелась голова, зато раздобытые сведения представлялись весьмаценными.
Госпожа Чернова взглянула на часы, охнула и заторопилась. Визит занял куда больше времени, нежели она рассчитывала. Следовало еще сделать некоторые покупки, и София отправилась по лавкам. С деньгами было негусто, но ей удалось совсем недорого приобрести все необходимое и условиться о доставке в Чернов-парк.
Софии приглянулась новая шляпка в витрине магазина госпожи Неруларс, однако пришлось со вздохом отвернуться и пройти мимо. Как же мучительно делать вид, что многочисленные дамские соблазны оставляли ее совершенно равнодушной и стоически игнорировать искушения!
Оставались еще насущные нужды, которыми куда сложнее пренебречь: протекающая крыша сарая и прохудившееся постельное белье, провиант и прочие хозяйственные потребности. Разве можно отказать домовым в свежих сливках? Да еще Лея недавно намекала, что запасы компонентов для мыла почти иссякли…
А выхода нет. Теперь счет шел на дни, ведь госпожа Дарлассон недвусмысленно намекнула, что намерена уволить госпожу Чернову.
София выкинула из головы грустные мысли и наблюдала за предпраздничной суетой.
Вот гномка самозабвенно ругается с приказчиком, который норовит подсунуть ей ткань второго сорта вместо заказанной отличной материи… Вот мать (по виду служанка) пытается урезонить малыша, который с ревом требует купить леденец… Вот барышня в сопровождении двух джентльменов выбирает шляпку, перемеряв уже весь ассортимент лавки, а на лицах ее сопровождающих читается обреченное уныние — мужчинам определенно не терпится поскорее сбежать из царства дамских мелочей…
Вдруг какой-то торопыга-рабочий с тюком в руках грубо отпихнул малыша лет пяти (того самого, который просил конфету) с дороги и пробежал мимо, даже не извинившись. Мальчик тут же разревелся, точнее, с новой силой продолжил подвывать, требуя жалости и внимания.
Движимая порывом, София приблизилась к ребенку и протянула ему засахаренный апельсин, купленный для Леи, уговаривая не плакать.