Любовь длиною в жизнь

Мы не часто говорим об этом, но отец всегда бросает на нас огромную тень. Каллан принимал мои резкие, твердые отказы всякий раз, когда предлагал подойти и представиться Малькольму. Возможно, я не так хорошо маскирую свой ужас, когда он поднимает эту тему, но Каллан никогда не давит. Он сразу же бросает эту тему, и через две секунды мы уже как будто никогда и не говорили о моей домашней жизни.

— Все кажется правильным, да? Хорошо, что не надо прятаться, — говорит Каллан мне в волосы. Он покусывает мочку моего уха, собирая мои волосы обеими руками и убирая их за спину, чтобы иметь лучший доступ к шее.

— Мы все еще на публике, — говорю я, слегка задыхаясь. — И по-прежнему должны соблюдать законы приличия. — Хотя, я не хочу, чтобы Каллан прекращал то, что он делает. Его рот на моей коже чувствуется так хорошо, что с трудом соображаю.

— Соблюдать законы приличия? Ты говоришь, как пятидесятилетняя, — смеется Каллан. Вряд ли он знает, что эта фраза исходит прямо из уст моего отца, которому уже под пятьдесят. Он говорит это все время, когда видит людей, держащихся за руки на улице. — Мы молоды. Мы должны целоваться на улице, заставляя стариков чувствовать себя неловко. Впрочем, они тоже так делали, Синяя птица. Гарантирую, что миссис Лоуэркрофт, часто тр*хали пальцами, когда она была подростком.

Миссис Лоуэркрофт, женщина, о которой он говорит, идет по другой стороне улицы с сумками в обоих руках. Сейчас ей должно быть чуть больше шестидесяти, седые волосы величественно уложены в завитушки настоящей южной красавицы. Проходя мимо, она бросает на нас довольно едкий взгляд искоса, высокие каблуки издают громкий стук по тротуару.

— Она ни за чтобы не позволила бы мальчику дотронуться до своей вагины, — говорю я. — Эта женщина слишком порядочна. Ее муж, вероятно, все еще девственник.

Каллан издает один жесткий смешок.

— У них был сын. Но он умер много лет назад.

— Неужели? Я этого не знала.

— Да. У него был рак. Ему было всего двадцать три года. Мама рассказывала мне, что когда-то была по уши влюблена в него. Она долго плакала, после того как он умер.

Я могу себе представить, как Джо это делает. Она такой чуткий человек. Ее собственная боль, должно быть, захватывает дух.

— Бедная Джо. Давай принесем ей цветы.

Мы огибаем коптильню и перепрыгиваем через забор в поле, хихикая, как идиоты, пока миссис Лоуэркрофт стоит на углу и смотрит на нас так, словно мы сошли с ума. Я бы беспокоилась, что она может рассказать моему отцу о моем поведении, но она всегда ненавидела его. Что бы я ни делала, она скорее будет сплетничать со своими подружками, чем прямо поговорить с моим отцом о заблудшем ребенке, которого он вырастил.

Мы с Калланом бежим, и высокая трава хлещет нас по ногам. Поля тянутся бесконечно, вплоть до водоема, в котором мама водила меня купаться, когда я была совсем маленькой. Солнце палит, заставляя пот каплями стекать по моей спине, пока мы собираем стебли желтой космеи, петуний, лимонной мяты и лилейника. Я достаю одноразовый фотоаппарат, который Каллан подарил мне на прошлой неделе — это, должно быть, уже седьмая наша камера, — и отстраняюсь, чтобы сфотографировать его, идущего впереди меня, с цветами в руках, свободной рукой, скользящей по верхушкам дикой пшеницы и травы. Я пьяна от солнца и так счастлива, что готова лопнуть, когда мы добираемся до воды. Свет отражается от плоской поверхности водоема, широкого, глубокого водоема, такого спокойного и неподвижного, что он похож на зеркало.

Каллан бросает сумку с книгами на землю и аккуратно кладет на нее собранный букет цветов. Когда он выпрямляется, то озорно смотрит на меня.

— И? — говорит он.

— Что и?

— Искупаемся? Здесь жарче, чем в аду, и я знаю, что ты просто умираешь от желания снять с меня одежду. — Он шевелит бровями.

— Тебе не может так повезти, Каллан Кросс.

Шлепаю его, но мои щеки вспыхивают ярким румянцем. Мне стыдно. Я действительно хочу снять с него одежду, но не знаю, как это сделать. У меня нет опыта, и понятия не имею, как соблазнить парня. Когда мы целовались и касались друг друга в доме Каллана, это казалось таинственно, как будто на самом деле этого не происходит, потому что все происходило в темноте. Когда Каллан заставил меня кончить своими пальцами, мы цеплялись друг за друга, как будто тонули, пытаясь удержаться на плаву, и чудо, которое произошло между нами, было священным, чем-то, о чем не следует говорить.

Когда я заставила Каллана кончить в первый раз, была так ошеломлена, что перевернулась на другой бок и притворилась спящей. Что было просто смешно. Каллан тихо рассмеялся себе под нос и встал, чтобы принести рулон туалетной бумаги. Он нежно вытер сперму с моего живота и бедер, обвился вокруг меня сзади, а затем поцеловал мое плечо и гладил мои волосы, пока я действительно не заснула.

— Фрайдей рассердится, если я приду домой мокрая, Каллан.

Бросаю свою сумку на землю рядом с его, ожидая, что меня уговорят. И Каллан видит меня насквозь.

— Ты не будешь мокрой. К тому времени, как мы вернемся, ты уже высохнешь. Обещаю.

— Не думаю, что мне следует это делать…