Любовь длиною в жизнь

Шейн уходит, и улучаю момент, чтобы понюхать свое дыхание, прежде чем войти в дом: дело плохо. Даже если бы у меня были мятные леденцы или жвачка, которых у меня нет, я не смог бы скрыть запаха спиртного. Внутри дома слышу, как тихо урчит мамин телевизор в спальне. В задней кухне горит свет, и недоеденная еда из микроволновки стоит на столе с вилкой, воткнутой вертикально в затвердевшую лазанью, которая остается внутри пластикового подноса. В раковине стоит пустая чашка из-под кофе.

Из-за большого количества смен мамы в больнице она приходит поздно. Обычно входит в дверь в полночь и разогревает что-нибудь в микроволновке, так как у нее не было возможности поесть весь день. Однако кофе не входит в ее обычный распорядок дня. Должно быть, она хотела, чтобы немного кофеина текло по ее венам, чтобы она могла бодрствовать. Это не сулит мне ничего хорошего. Я вытаскиваю вилку из лазаньи и кладу ее рядом с чашкой в раковину. Еда из микроволновки отправляется в мусорное ведро.

Наверху дверь маминой спальни распахнута настежь, а сама женщина растянулась на кровати, все еще в синем халате, с пультом от телевизора, небрежно зажатым в руке. «Субботний вечер в прямом эфире» повторяется на экране, хотя сегодня четверг. Она шевелится, когда я на цыпочках вхожу в комнату и выключаю телевизор, но не просыпается. Слава богу. Утром меня, конечно, поджарят, но сейчас она понятия не имеет, во сколько я вернулся и что вдрызг пьян.

Наношу немного зубной пасты на зубную щетку и иду в спальню, стараясь чистить зубы тихо, щетина, скребущая взад и вперед по моим зубам, звучит так громко, что может разбудить мертвого. Я пытаюсь дернуть цепочку на шторе левой рукой, черная ткань опускается криво и неровно, когда замечаю маленькую, свернувшуюся калачиком фигурку девушки, спящей на крыше веранды напротив моей спальни.

Крыша, о которой идет речь — узкая, шириной в три фута плоская битумная площадка над эркером первого этажа по соседству, — едва ли достаточно велика, чтобы вместить спящую девушку. Она укрыта тонким одеялом, руки обхватывают ее тело, колени подтянуты к подбородку. В темноте, при таком слабом свете луны, я едва различаю черты ее лица, хотя губы кажутся синими. Вспоминаю иллюстрацию, которую видел однажды, когда был ребенком. Белоснежка, окруженная семью зловещими гномами. Когда мне было семь лет, я был уверен, что эти гномы хотят причинить Белоснежке зло.

Кладу зубную щетку на стол, обеими руками поднимаю жесткую створку окна, а потом наклоняюсь в ночь и выплевываю зубную пасту, которую держу во рту.

— Эй. Эй, Корали.

Высовываюсь из окна чуть дальше, подоконник впивается мне в живот, отчего меня немного тошнит. Я все еще полон пива. Боже, завтра буду чувствовать себя дерьмово.

— Корали Тейлор! — шепчу я, еще больше высовываясь из окна.

Если она не проснется в ближайшее время, меня вырвет прямо на стену этого проклятого здания. Она остается, свернувшейся в клубок, завернутой в бледно-зеленое тонкое одеяло, несмотря на то, что я зову ее по имени.

Влезаю обратно в окно и хватаю со стола пару карандашей. Я играю в баскетбол уже четыре года, и у меня это чертовски хорошо получается. Тем не менее, благодаря алкоголю, плещущемуся у меня внутри прямо сейчас, мой прицел, кажется, немного сбивается, когда я бросаю первый карандаш. Он попадает в желоб под узкой крышей и отскакивает, падая на землю и исчезая в джунглях кустов рододендрона внизу.

— Дерьмо.

Делаю еще одну попытку и на этот раз бью Корали прямо по руке. Она вскакивает, задыхаясь, тянет руками зеленое одеяло, туго закутываясь в него. Я никогда не видела, чтобы кто-то выглядел таким испуганным.

— Эй, эй, эй! Черт, прости. Корали. Эй, все в порядке. Это всего лишь я. Это Каллан.

Через щель между нашими домами Корали прищуривается и смотрит на меня в темноте.

— Каллан? Что ты делаешь?

— Что ты делаешь? Ты же можешь скатиться с этой крыши во сне.

— Нет... Или, по крайней мере, пока нет. — Она выглядит измученной. У нее темные круги под глазами, и ее губа разбита. Теперь, когда мои глаза немного привыкли к темноте, я могу видеть ее черты гораздо яснее, и похоже, что на правой стороне ее челюсти расцвел темно-фиолетовый синяк.

— Что с тобой случилось? С лицом?

Корали прикрывает подбородок рукой и смотрит в сторону.

— О. Ничего страшного. Упала с велосипеда.

Мой мозг был затуманен до этого момента, но по какой-то странной причине теперь я чувствую, как все обостряется, фокусируется, алкоголь сгорает в моем организме.

— С велосипеда? Никогда не видел тебя на велосипеде.

Она улыбается.

— Уверена, что ты многого не видишь, Каллан Кросс. Как прошла вечеринка?

— Забавно, — говорю я, вспоминая сиськи Тары Макфи. — И бессмысленно, и по-детски. Я задержался слишком поздно. Ты не пришла.

— Я хотела, — шепчет она.

Я ее почти не слышу. В четырех кварталах от нас одинокая машина рвется вниз по главной улице, выхлопные газы взрываются, как выстрел. Я едва слышу голос Корали Тейлор.

— Тебе лучше вернуться в дом. Ложись в постель, — говорю я ей.

Она ковыряет битумную крошку на крыше, не глядя на меня.