Любовь длинною в жизнь (ЛП)

Все оборачиваются и смотрят на меня. Шейн поднимает брови вверх. Фрайдей выглядит ошеломленной. Может быть, мне не следовало быть таким категоричным в своем заявлении, но это правда. Корали сжимает белую салфетку в руках, и я вижу панику в ее глазах.

— Почему бы мне не выйти замуж за Бена?

— Потому что. Двенадцать лет назад ты сказала, что никогда не выйдешь замуж. В то время ты казалась довольно непреклонной.

— Это было двенадцать лет назад, Каллан. Я ведь могла уже передумать, верно?

Я отрицательно качаю головой.

— Прости, но это невозможно.

— Ерунда. Почему это невозможно? Раньше я ненавидела майонез. Теперь не могу есть картошку без него.

— Это не одно и то же, и ты это знаешь.

Чувствую, как температура в комнате поднимается, приближаясь к точке кипения. Она просто не сможет этого сделать…

Корали отодвигает стул, откашливается и встает из-за стола.

— Я недостаточно хороша для того, чтобы выйти замуж? — спрашивает она. — Слишком сломлена? Слишком сумасшедшая? Тащу за собой слишком много багажа? Поэтому, Каллан?

— Нет, я не об этом говорю. Даже близко нет.

— Тогда что? Ты не можешь знать глубины моих отношений с моим парнем и не можешь утверждать, выйду ли я за него замуж.

Я наклоняюсь через стол.

— О, но я знаю. Мне это прекрасно известно. Ты могла бы сказать «да», если бы он спросил. Возможно, ты даже добралась до гребаной церкви в день своей свадьбы. Но ты не хуже меня знаешь, что в тот момент, когда ты пойдешь к алтарю, поймешь, что это неправильно. Что ты не должна этого делать. Потому что есть только один человек на этой планете, за которого ты должна выйти замуж, и это точно не Бен-добрый-самаритянин. Это я.

Дыши.

Дыши.

Дыши, черт возьми.

Я осторожно кладу ложку в миску, мои уши горят, как в огне. Чувствую, как мои вены и капилляры расширяются, открываясь шире для прилива крови, которая растекается по моим рукам и ногам, туловищу и голове. Черт, чувствую, что... я не чувствовал себя так уже много лет. Ни разу с тех пор, как был подростком, все еще боролся со своими буйными гормонами и безудержными эмоциями.

Шейн, Тина и Фрайдей... все трое сидят в абсолютной тишине, уставившись в свою еду. Корали нависает надо мной с другой стороны стола. Кажется, за последние несколько секунд она выросла на целый фут. Девушка смертельно неподвижна, застывшая, как грозная мраморная статуя Боудикки, которую я однажды видел в Лондонском музее, ее глаза сверкают огнем и серой, руки дрожат по бокам.

— Ты... ты не имеешь права так со мной разговаривать, Каллан. Ты... ты не имеешь права... говорить со мной о браке. Тебя вообще не должно быть здесь. Почему ты вернулся? Зачем? Чтобы мучить меня? Чтобы разбить мне сердце? Потому что, позволь сказать тебе... — Она хватает свою сумку и пытается перекинуть лямки через плечо. — Я не могу больше мучиться. И мое сердце не может больше разбиться. Обе задачи уже выполнены.

Я не могу смотреть, как она уходит. Мне надоело смотреть, как Корали стремительно уходит из моей жизни. Смотрю на картину на стене, сжимая челюсти, когда она шепчет извинения на ухо Фрайдей и целует ее в щеку. Продолжаю смотреть на картину, когда бормочет очень тихое прощание Шейну и Тине, и все еще смотрю на картину, когда выбегает из комнаты, входная дверь в дом хлопает пять секунд спустя.

На картине изображена Элджи, маленькая тявкающая собачонка, которая была у Фрайдей и которая, по-видимому, уже давно умерла. Она выглядит так, будто смеется надо мной с портрета маслом — маленькая засранка всегда любила Корали больше, чем меня.

Шейн прочищает горло, отправляя в рот еще одну ложку гумбо.

— Ну, — говорит он, не отрываясь от тушеного мяса. — Признаюсь, все прошло гораздо лучше, чем я ожидал.

Глава 10

Корали

С Днем рождения, чудик.

Прошлое

В первый раз, когда Каллан Кросс стучит в мою дверь, я не так напугана, как должна была бы. В течение последних шести месяцев он каждое утро провожал меня в школу, но при этом встречал достаточно далеко от моего дома, чтобы у отца не было никакой возможности увидеть нас вместе. Каждое утро он появляется рядом со мной, задыхаясь, ухмыляясь от уха до уха, с наушниками Walkman, запутавшимися вокруг шеи, на грани удушения, и каждое утро обязательно говорил мне, что я должна «перестать строить ему глазки», иначе он собирается поцеловать меня.

Я отрицаю, что строю глазки, но втайне хочу, чтобы Калан поцеловал меня. Мы даже не держались за руки, но мне кажется, а иногда и ему кажется, что мы больше, чем просто друзья.

Так что да. Сегодня утром все по-другому, потому что Каллан не догоняет меня на улице. Сегодня суббота, и он подходит к входной двери и вежливо стучит по ней, как будто это совершенно нормально и совсем не повод для беспокойства. В любой другой день его действия стали бы серьезной проблемой, но не сегодня. Сегодня особенный день. Я открываю дверь и вижу его во всем его великолепии в рваных джинсах и футболке, с убийственной улыбкой на лице и свертком, завернутым в синюю бумагу в руках.

— С Днем рождения, чудик, — говорит он мне.