Любовь анфас

Иностранцы здесь тоже были, но немного. То ли русская колония забивала ростки интернационализма, то ли иностранцы искали более экстремальные варианты свободы. Может, местная жизнь казалось им слишком цивилизованной и хотелось более рафинированного единения с природой. А те, кто был, быстро переходили на «английский интернациональный», сплющивая язык Шекспира до лексики базаров и жестикуляций. Это был тот редкий случай, когда Леся почувствовала, что неплохо говорит по-английски.

Лесю пьянило от зыбкости этой жизни. На большой земле, как здесь называли места исхода, люди вступали в ипотеку и тянули эту лямку со словами о будущем счастье, заботились о кредитной истории, о послужном списке. А тут жили под тиранией момента, здесь и сейчас. Как бабочки: недолго, но ярко. Леся жадно вслушивалась в истории этих людей и очень быстро распределила приезжих на несколько категорий.

Первая группа – это молодые люди, часто с маленькими детьми, которые, пользуясь случаем, отложили серьезную жизнь на потом. У них пока ничего нет. Они знают, что впереди их ждут корпоративные будни, добропорядочность и размеренность. Их скулы заранее сводит от скуки, но соскочить с этого маршрута им страшно. Они внутренне подписались на него, заранее смирились с его неотвратимостью, но, как дети, оттягивают момент наказания. Остров для них – временная пауза. Обычно крайней точкой, дальше которой тянуть нельзя, выступает поход ребенка в школу. Такие родителя стоят на школьной линейке первого сентября, как на траурном митинге.

Леся познакомилась с такой парой – Гошей и Ритой – на одной из вечеринок. На большой земле Рита сидела в декретном отпуске, а Гоша работал, пока фирма не распалась. На прощанье он получил немного денег и обещание позвать его, если что-то наклюнется. Но нынче в России плохой клев. Полученных денег хватало на скромную жизнь в Москве с перспективой бытовых ссор и паникой от затянувшейся безработицы или на относительно обеспеченную жизнь на острове, где от всех проблем их отделял целый океан. Они выбрали второе.

– Не страшно было? – допытывалась Леся.

Она вообще непрерывно расспрашивала, как бы примеряя ситуацию на себя, прикидывая, смогла бы так или нет.

– Если не сейчас, то когда? Потом уже не дернешься, поздно будет. Последний шанс, можно сказать, использовали, пока ребенок маленький, – объяснил за двоих Гоша. Рита молчала и кивала в знак согласия.

Леся вспомнила, как много лет назад обрезала юбку слишком экстремально и с сомнением крутилась перед зеркалом, а мама ее успокаивала: «Ничего, доченька, когда такое носить, если не сейчас? Потом уже не наденешь».

– А вернетесь куда? Ни квартиры, ни работы…

– Будем решать проблемы по мере их поступления, – спрятался за расхожую формулу Гоша.

Рита молчала, но чувствовалось, что за ее молчанием скрывается зарождающаяся тревога.

Другая порода соотечественников на острове была представлена новыми русскими. Эти накопили много барахла в России – недвижимость, машины, шубы и даже моторные лодки. Нет, не яхты. У кого яхты, тот на других островах обитал, а то и целиком их покупал. Этот остров был для богачей мелкого пошиба, которые на острове чувствовали себя Ротшильдами. Эффект масштаба делал их хвастливыми и болтливыми. Ярким представителем второй группы был Марк Ефимович, проктолог из Урюпинска.

– Вам не скучно тут жить? – безобидно спрашивала Леся.

И нарывалась на цветистый ответ:

– Скажу по секрету, что с деньгами нигде не скучно. Каждый вечер выбираю, в какой ресторан пойти. Здесь рестораны кончатся – на материк буду ездить кофе пить. Деньги от скуки хорошо помогают, – покровительственно делился главным секретом мальчиша-плохиша Марк Ефимович. И подмигивал, что означало: «Можешь со мной на материк сгонять, у меня бабки есть». Но у Леси были предубеждения против проктологов. Предрассудки, можно сказать.

Сначала Леся таких не любила. Потом поняла, что есть и хуже. Веня и Федя были побирушки, профессиональные халявщики. Их отличала особая говорливость, благодаря которой они проникали на все вечеринки, где старались поесть и выпить впрок, а еще лучше унести с собой. Это были настоящие певцы свободы. Никто не проклинал общество потребления с такой страстью, не клеймил корпоративный мир с такой яростью. Леся быстро поняла, что таких не поставить на колени. Как лежали, так и будут лежать на боку. Веня и Федя быстро приобщились к травке, курили такое, от чего их речи становились особенно образными, но какими-то сбивчивыми. Леся называла их кликушами свободы и старалась отвадить от бунгало, где жили они с Викой.

Еще была парочка беглых, которым в России что-то за что-то грозило – по линии экономических преступлений. Они любили шансон, но в остальном были приятными людьми.