Любоф и друшба

– А в машине пять мест. А нас шестеро, – заметила Лидочка, когда мы подошли к машине.

Мы с Женей хором сказали: «Я не поеду»… Но в этой машине было семь мест.

Лидочка рассчитывала на роскошный ресторан, и пока мы поднимались по обычной лестнице обычного дома, недовольно морщилась и ворчала себе под нос: «Как будто нормальных мест мало, спросили бы меня, если не знают», – но, услышав, что это закрытый ресторан, повеселела.

На двери квартиры, единственной на площадке, было множество звонков, как раньше в коммуналках, и висел шнур, как хвост у Иа-Иа, за этот хвост и нужно было дергать, но у Сергея был ключ, которым он и открыл дверь. Хорошая идея – дать посетителям ключ, как будто они приходят к себе домой.

– Сюда только своих пускают? А мне дадут ключ? – верещала Лидочка. – Ой, а тут музыки нет, только два каких-то тухлых скрипача… а как же я буду танцевать?.. Лучше бы вы меня спросили, я знаю одно прикольное место, там поют караоке…

В единственном зале, похожем на просто комнату, стояли столы, покрытые белыми скатертями, по стенам были развешены черно-белые фотографии.

– Никакого гламура, – разочарованно вздохнула Лидочка и, заглянув в меню, засмеялась: – Фу, здесь дают сырники, яичницу… Может, пойдем отсюда?

– А вам, Женя, вам т-тоже не нравится? – волновался Вадик. – Где вы обычно б-бываете?

Женя мягко улыбнулась:

– Мне здесь очень нравится. Я никогда не была в закрытом ресторане. Снаружи обычная квартира, а внутри так красиво.

Алина довольно улыбнулась и громко прошептала Сергею:

– Милая девочка, простая, бесхитростная, ничего из себя не изображает, она мне ужасно нравится.

Алинины слова звучали немного пренебрежительно, как будто она звезда, которой приходится смотреть самодеятельность в деревенском клубе, и она старается быть снисходительной и приветливой. Но, в конце концов, она же не хотела, чтобы ее услышали. Тем более с самой Женей она обращалась совсем не так, как говорила о ней. Я часто замечала, что мы можем насмешливо отзываться о ком-то, но когда мы говорим с этим человеком, мы уже относимся к нему иначе, лучше. Всегда есть влияние человека, а от Жени исходят такое искреннее непонимание плохого и такая доброта, что даже Алина не может не относиться к ней с восхищением. Женя – достойный человек, естественный, как лен или хлопок, человек, который боится всего – проехать без билета, узнать у прохожего адрес, громко высказать свое мнение, но нисколько не боится того, чего обычно боятся все, – что он не там работает, не так одет, не так развлекается и вообще не в курсе.

Я не такой достойный человек, как Женя, я часто стесняюсь показаться наивной, неопытной, несветской, но тоже не стала притворяться, что я бывалый посетитель закрытых ресторанов, – это дурной тон. Я имею в виду не врать дурной тон, а краснеть, когда твое вранье раскроют. Я почти никогда не вру – из гордости.

Меню в этом ресторане было замечательное: котлеты с пюре, гуляш с гречневой кашей, и даже паста называлась «макароны», как будто это домашняя еда у мамы на кухне. В меню не были проставлены цены, как бывает в по-настоящему дорогих местах, где посетителям безразлично, сколько стоят их пюре или гуляш с гречневой кашей. Поэтому Лидочке не удалось последовать маминому совету и заказать что-нибудь подороже, и она просто заказала все, что любит – винегрет, холодец, селедку под шубой, салат оливье, куриные котлеты, мороженое, торт, фрукты и два мохито…

– У меня волчий аппетит, – пояснила она.

Пока Лидочка перечисляла все, что она хочет, Сергей едва сдерживал улыбку, Алина смотрела на нее с легким неудовольствием, как на невоспитанного щенка, Женя краснела, Вадик любовался Женей, а я всерьез задумалась – уж не подменили ли нам Лидочку в роддоме? Воспитывали нас одинаково, никто не нашептывал Лидочке на ночь: «Расти большой и нахальной…» Откуда у нее волчий аппетит к мохито? Неужели наша Лидочка – подкидыш?..

– Нет, лучше сразу три мохито, – попросила Лидочка.

А может быть, Лидочка – внебрачная дочь, дитя греха. В этом случае главное – не признаваться родителям, что мы разгадали их тайну, а дитя греха жалеть, кормить и не подавать виду, что оно чужое в семье…

Этими глупыми мыслями я развлекала себя весь вечер, потому что больше мне делать было совершенно нечего – не считая, конечно, шницеля с жареной картошкой, который я заказала назло маме, хотя больше люблю рыбу.

Несколько раз за вечер к нам подходил официант поинтересоваться, все ли хорошо с нашим заказом. Мне он сказал: «Ну, вас я не спрашиваю, я и так вижу, что вы довольны».

Я быстро подняла глаза – наискосок от нашего стола стоял старинный буфет с зеркалом, – в зеркале я действительно выглядела чрезвычайно довольной.

Но я была счастлива вовсе не шницелем с картошкой.