Люблю только тебя

– Да, – не сразу ответил Дима. – Я не сержусь на нее. Я ее очень любил. Когда она осталась там, я думал, моя жизнь кончена. Но такие, как я, не умирают. – Он горько усмехнулся. – И не кончают жизнь самоубийством, хоть их и посещает эта мысль и в уме они проигрывают всерьез способы ухода из жизни. Но она все равно не вернется ко мне, да я бы и не хотел этого. – Он вздохнул. – Я устал. Мне нужен покой.

– Вы поможете мне найти ее? – тихо спросила Сью.

– Не знаю… Я все еще работаю в МИДе. Конечно, времена сейчас иные.

– Но КГБ еще очень сильная организация, – уловила его мысль Сью, – и в случае чего может помешать вашей карьере?

– Плевать я хотел на карьеру, – заявил Дима. – Я вот уже двадцать лет протираю штаны в этой бездарной конторе под громким названием Министерство иностранных дел, где все до одного помешаны на загранкомандировках. Да провались они! Ну, съездил. Написал отчет. Настучал на кого надо… Я не стучу – я вообще не-вы-езд-ной. И знаете почему? Да потому, что моя любимая женушка сделала ручкой этой стране болванов и ублюдков. Вдруг я захочу воссоединиться с ней? Ведь это же будет такая антисоветская пропаганда.

– А что такое «не-вы-езд-ной»? – Сью глядела на Диму наивными – почти Машиными – глазами.

– Черт, вам все равно этого не понять. Объясняю в двух словах: только для белых. Апартеид, понимаете? В нашей конторе, как и в любом советском учреждении, люди делятся на белых и черных. Белые имеют заграничный паспорт. Черным его не дают. Усекла, красотка?

Сью кивнула.

– У меня есть идея, – внезапно сказал Дима. – Поскольку ты мне родственница и вообще девочка что надо, давай махнем ко мне? Здесь, уверен, стены напичканы всякими игрушками. У меня их нет – мой дедуля сам когда-то в них играл и обучил меня технике безопасности.

– Согласна, – ни секунды не колеблясь кивнула Сью.

В Диминой квартире стоял невыветриваемый запах сигаретных окурков, присущий почти всем холостяцким жилищам. Однако было чисто – раз в неделю приходила домработница – и даже уютно. Совсем недавно Дима, по настоянию своей очередной сожительницы, сделал ремонт и сменил мебель. Дама, сумевшая подвигнуть его на это отнюдь не легкое предприятие, рассчитывала женить Диму на себе, но в самый последний момент он взбрыкнул и дал ей пинка под зад. Сейчас он порадовался тому, что его квартира имеет вполне достойный вид – а ему не хотелось ударить в грязь лицом перед этой шикарной американкой.

Пока он сервировал столик, Сью ходила из комнаты в комнату и выглядывала в окна. Она была в Москве третий день. Дэн уже успел свозить ее туда, куда обычно возят туристов. Город произвел на Сью вполне цивилизованное впечатление, его жители не были похожи на дикарей, а тем более угрюмых ублюдков, какими их изображала американская пресса.

«Отец недаром любил эту страну, – думала она. – Отец… интересно, где он сейчас? А что, если это он виноват в том, что исчезла Маша?.. Нет, не может быть – в ФБР сказали, что он уехал в Афганистан в качестве внештатного корреспондента какой-то частной телекомпании и словно растворился. – Ей не хотелось, чтобы он погиб, хоть она его почти не помнила. В последнее время ей казалось, что они с Машей так привязались друг к другу именно благодаря тому, что в их жилах текла эта странная славянская – польская – кровь. – Сьюзен, нет, Сюзанна Ковальски. – Она усмехнулась. – Не исключено, что в один прекрасный момент я возьму и изменю фамилию…»

– Мой сын пропал без вести в Афганистане, – сказал Дима, когда они выпили по рюмке темного армянского коньяка. – В списках погибших его нет. Думаю, он попал в плен.

Он произнес это буднично и вроде равнодушно, но Сью почувствовала, что на самом деле он глубоко переживает эту трагедию.

– Мой племянник… – сказала она. – Сестра всегда боялась, что его отправят в Афганистан. Она очень этого боялась.

– Тогда еще был жив мой дед, – рассказывал Дима, – и его друзья готовы были помочь. Иван мог отслужить положенные два года в Подмосковье. Они с другом сами попросились в Афган. Мы узнали об этом, когда уже ничего нельзя было изменить. Да Иван бы и не позволил. – Дима снова наполнил коньяком крохотные хрустальные рюмки. – Выпьем за то, чтобы он уцелел. Ну а если ему суждено было погибнуть, пусть, как говорится, земля ему будет пухом.

– Он тоже один из Ковальских, – вдруг сказала Сью и поставила на стол рюмку. – Те, в чьих жилах течет кровь Ковальских, избранники судьбы. Я в этом убеждена. Самое странное, что я поняла это окончательно, когда переступила порог этой квартиры. Отчего это?

Она вопросительно смотрела на Диму.

– Как здорово, что мы с тобой встретились, Сью. – Он тоже поставил на столик полную рюмку. – Я, правда, не верю во всю эту белиберду про какую-то там особенную кровь и так далее. Но ты побуждаешь меня к размышлению и действию. – Дима встал, вышел в коридор и, чем-то там громыхнув, вернулся с большой картонной коробкой фотографий и высыпал их на ковер.