Люблю, скучаю… Ненавижу!

– Хорошо. – Кивнул я.

Вовкин отец пел под гитару, женщины ему подпевали, а стол ломился от еды и напитков. Но я всё же решил не оставаться с ними.

Мне хотелось побыть одному. Не желая случайно нарваться на Алису, и потому не включая свет, я тихонько прошёл через гостиную, посреди которой на диване прямо в одежде, с рогаткой в руках и с теннисными ракетками на груди спали близнецы – видимо, прямо так и вырубились.

Я взял бутылку с ледяным напитком в холодильнике и тихонько юркнул в коридор, ведущий к нашим с Кариной комнатам.

Остановился у двери её комнаты. Свет в ней не горел. Прислушался – было тихо. Хотел постучать, но побоялся разбудить. Опустил руку, вздохнул и пошёл к себе.

Вошёл, сел на кровать, открыл бутылку и сделал несколько глотков.

Глупо как-то всё. Такой вечер пропал.

Взял наушники, вставил их в уши, подключил к телефону. Содрал покрывало с кровати, схватил подушку, вынес их на балкон, расстелил на полу, устроился и уставился на вот-вот только проклюнувшиеся на небе звёзды.

– Красиво. – Усмехнулся самому себе.

Вроде всегда жил здесь, но не замечал таких простых и красивых вещей, как небо, море, закат, воздух.

А теперь всё это словно имело какое-то другое, новое значение.

Солёный запах вечернего моря сгущался и становился почти осязаемым, звуки затихали, словно безмолвно грязли во тьме, а небо опускалось на тебя так низко, что до него почти можно было дотронуться – стоило только протянуть руку.

В моих наушниках заиграла мелодия, и я закрыл глаза.

Огоньки звёзд, отпечатавшиеся на веках, всё ещё горели внутри меня и тихо пульсировали в такт музыке. Я сделал ещё глоток, поставил бутылку и вытянулся, почти побеждённый сном. Как не потерять теперь это чудесное ощущение? Ощущение того, что Она – где-то рядом. Буквально тут, за стенкой. Ведь Карина уедет, а оно останется со мной навсегда.

Неужели, я отпущу эту девушку снова? Неужели, смогу?

– Эй. – Раздался её голос сквозь шум моря и переливы мелодии.

Я даже не шелохнулся. Мало ли, что привидится в воспалённом воображении потерявшего голову идиота.

Музыка продолжала плавно качать меня на своих волнах.

– Ты что, уснул? – Уже громче над ухом.

Я и не думал открывать глаз. Её голос – тоже музыка. Пусть играет.

Она проворчала что-то. Кажется, ругательство. Неужели, не привиделось?

Я открыл глаза, но её уже не было. Кажется, хлопнула балконная дверь.

Ушла?

Я потянул носом густой солёный воздух с привкусом дыма от костра. В нём ощущались и лёгкие нотки её духов.

«Она была здесь. Точно была».

Я сдёрнул один наушник и прислушался. Тихо. Ничего, кроме шелеста волн.

Но только смежил веки, как вновь послышались её шаги.

– Вроде взрослый человек, а всё туда же. – Брюзжала она. – И что на кровати-то не лежится. Простыть ведь можно…

Ароматы мёда и апельсинов уже щекотали мой нос.

Я чувствовал, как она склонилась надо мной, как пряди её волос нежно коснулись моего лица. Ощутил, как она потянула наушники, сдёрнула их с меня и отбросила в сторону. Что-то тёплое и мягкое накрыло моё тело.

Что это?

О, это она принесла для меня одеяло. Укрыла, поправила.

– Надеюсь, ночью пойдёт дождь. – Пробубнила она себе под нос, подтыкая одеяло. – И ты промокнешь, Гадов.

И тут я рискнул приоткрыть веки.

Карина была прекрасна. Сине-сиреневые сумерки осели на её коже, впитались перламутром в волосы, в одежду, и сделали её чёрные глаза ещё темнее, но вместе с тем и прозрачнее. Смотреть в них было так же восхитительно, как смотреть в саму вечность.

От завораживающего зрелища у меня перехватило дух.

– А-а… – застыла девушка, склонившись над моим лицом. – Так ты не спишь?

Я всё ещё тонул в её глазах, точно в тёмной воде. У меня не было сил пошевелиться, поэтому я лишь улыбнулся.

– Тогда я забираю своё одеяло обратно! – Устало сказала она и потянула ткань.

Карина хотела подняться, но я ей не дал. Не успела она даже пискнуть, как я хищно притянул её к себе.

– А ну убр… – Её слова утонули в страсти нашего поцелуя.

Я чувствовал, как громко колотилось её сердце, и это буквально срывало мне башню. Очень скоро легкие касания губ и языков превратились в жадные укусы, а мягкие прикосновения в требовательные нажатия и даже в щипки.

Я видел, как глаза девушки потемнели от голода, меня и самого уже трясло от желания – как в лихорадке.

Через секунду мои руки уже были везде: в её волосах, на лице, на спине, на бёдрах. На пол полетели наши футболки, шорты, но битва ещё продолжалась, и никто не собирался уступать.

Её хрупкие ладошки исследовали моё тело с таким остервенением, будто никогда не знали его, или будто хотели наказать – каждым касанием, каждым нажатием, каждым ударом.

Это была схватка, в которой не бывает победителей. Это была встреча двух сумасшедших, которые вгрызались друг в друга, желая испить до дна – до самой последней капли. Мы потеряли остатки разума, и для нас больше не было никаких границ.