— Между прочим, это
— Ни за что, — решительно сказал Бобчик. — Ни за что на свете на моём ночном столике не будет стоять черепок, в который испражнялся какой-то там Панака из
Адела зловеще прищурилась.
— Это твоё последнее слово? — мрачно поинтересовалась она.
— Да, — уже менее решительно сказал Бобчик.
— Ну что ж, — сказала Адела. — В таком случае я буду ночевать в спальне с горшком Хатун-Таки Иньяка Панака, а ты вполне обойдёшься диванчиком в гостиной.
— О, господи! За что мне всё это? — простонал Бобчик.
Бармен, с любопытством созерцавший из-за стойки шедевр доколумбова искусства, подошёл к нашему столику, и взяв в руки бывшую собственность
— Que raro! — произнёс он. — Es mi maceta. Ayer la tiro a la vasurera. Para que demonios lo han sacado?
— Что он говорит? — поинтересовался не знающий испанского Бобчик.
— Не переводи! — прошипела Адела.
— Он утверждает, что вчера выбросил этот горшок в помойку и интересуется, какого чёрта мы его оттуда извлекли, — с усмешкой перевела я.
Промашка с ночной вазой вождя
Мы пообедали в ресторане "Шератон Лима отеля", за обедом последовала традиционная испанская сиеста — послеобеденный отдых, а затем Адела постучала в мою комнату.
— Ты должна будешь обеспечить мне алиби, — понизив голос, чтобы Бобчик из соседней комнаты её не услышал, сообщила подруга.
— Ты собираешься убить кого-либо или ограбить банк? — поинтересовалась я.
Адела наградила меня укоризненным взглядом.
— Ты что, уже всё позабыла? Я должна встретиться с этим человеком, но так, чтобы Бобчик ничего не заподозрил. Я узнала у консьержа, что он тоже остановился в этом отеле. Мы скажем Бобчику, что отправимся по магазинам в поисках женского белья с индейской символикой, тогда уж он точно за нами не увяжется. Потом мы пойдём в город, ты останешься там и немного погуляешь, а я незаметно вернусь в гостиницу. Договорились?
— Не нравится мне всё это, — покачала головой я. — Слишком много совпадений.
— Выброси эти глупости из головы, — махнула рукой подруга. Просто расслабься и получай удовольствие. Ну так как, договорились мы или нет?
— Договорились, — вздохнула я. — А ты уверена, что нижнее бельё с индейской символикой вообще существует в природе?
— Какая разница, — пожала плечами Адела. — Если не существует, так это даже к лучшему. Когда мы вернёмся в отель с пустыми руками, то объясним Бобчику, что так и не смогли его найти.
— Хороший ход, — оценила я.
— Положись на меня, — подмигнула мне подруга.
— Нижнее бельё с индейской символикой? — недоумённо произнёс Бобчик. — На кой ляд оно вам сдалось? Диор вам уже не подходит?
— Женщине необходимо время от времени менять свой имидж, — объяснила Адела. — Тогда мужчина каждый раз будет воспринимать её по-новому.
— Именно этого мне и не хочется, — заметил Бобчик. — По правде говоря, меня более, чем устраивает твоё нижнее бельё.
— Зато меня оно не устраивает, — отрезала подруга.
— А я-то надеялся, что мы сходим в музей доколумбова искусства, — заметил Бобчик. — Может после этого ты перестала бы платить по двести пятьдесят долларов за битые цветочные горшки.
— Вот и отлично, — обрадовалась Адела. — Ты займись изучением доколумбова искусства, а мы отправимся по магазинам.
Бобчик умоляюще посмотрел на меня.
Я пожала плечами.
Он понял, что сопротивление бесполезно.
— А как насчёт руин Пачакамака? — сделал последнюю попытку Бобчик. — Вроде бы ты собиралась съездить к ним после барахолки?
— Планы на то и существуют, чтобы их менять, — заявила Адела.
Бобчик вздохнул.
— Ладно, схожу в музей, — уныло согласился он. — Всё равно вас не переспоришь.
Мы с Аделой расстались перед церковью святого Августина. Подруга предложила встретиться через четыре часа на том же самом месте. Она не знала, будет ли в гостинице человек, который ей нужен, и сколько времени продлится их разговор, поэтому она хотела располагать солидным запасом времени.
Минут пятнадцать я бродила под прохладными сводами храма. Святые укоризненно и печально взирали на меня с высоты своих постаментов, словно укоряя меня в хроническом атеизме.
Затем я решила отправиться к дому Пилатов, старинному испанскому замку, построенному в конце шестнадцатого века.