Люблю и ненавижу

Устьянцев не обманывал Петрова: девушка и в самом деле поглядывала на него. Больше того: поглядывая на Петрова, девушка иногда говорила что-то подруге, та оборачивалась и тоже смотрела в сторону их столика, а именно — на Петрова. Устьянцев привык к тому, что женщины всегда выделяют Петрова. Ну, а как же — высокий, спортивный… Но иногда это злило. Черт, ну что такого заманчивого они находят в длинных ногах или в длинных руках? Сам себе, конечно, Устьянцев нравился больше — пусть он маленький, но все же сложен более гармонично, пропорционально, что ли. А вот нет, хоть убей, — подавай им высоких лбов. Жердей им подавай. И они уже готовы. Уже поглядывают. Пересматриваются. Пересмеиваются.

— А, да черт с ними! — махнул рукой Петров. — Надоели.

А вот этого, таких жестов, такой легкости, Устьянцев позволить себе не мог. Не получалось. Женщины завораживали его. И хотя он знал, что Петрова они тоже завораживают, однако знал и другое: Петров позволял себе некоторую небрежность по отношению к ним, легкое поддразнивание и даже временами легкое презрение, — и ему все сходило с рук. Больше того — тем сильней он привлекал к себе внимание.

— Не скажи, Владик, — возразил Юрик Устьянцев. — Одна из них очень даже хороша.

— Которая? — Петров обернулся и небрежно посмотрел на девушек. Обе они сразу опустили глаза.

— А вот та, с косичками, как с нимбом, вокруг головы. С голубым шарфом на шее.

— Уже присмотрел себе поменьше? — усмехнулся Петров.

— При чем тут поменьше? — обидчиво протянул Устьянцев. Условно обидчиво, конечно.

— А при том, что поменьше — она и в самом деле ничего. А вон та, с длинным носом, она, конечно, мне?

— Не говори пошлости, товарищ Петров. Ты же мастер живого великорусского слова! Они обе съедают взглядом тебя.

— Выбирай любую, но про ранжир не забывай. Так, что ли? — усмехнулся Петров. — Ладно, чего не сделаешь для друга… — Он поманил пальцем Клаву-Клавдию.

На этот раз роскошная эта женщина не заставила себя ждать. А чего? Эти два парня определенно нравились ей. Даже если они не журналисты, а трепачи, — все равно. Хорошего человека, который не жаден на деньги, его за версту видно.

— Клавочка, — спросил Петров, — надеюсь, в вашем заведении найдется бутылка холодного шампанского?

— Шампанское найдется, — кивнула Клава-Клавдия, — а вот насчет холодного — не знаю, ребята.

— Понимаете, двум нашим давним подругам, актрисам кино, очень душно, по-моему. Угостите их холодным шампанским. Разумеется, за наш счет.

— Актрисы кино? Где? — удивилась Клава-Клавдия.

Петров кивнул на столик, где сидели девушки. Они как будто чувствовали, что разговор идет о них. Как-то притихли, присмирели.

— А, эти… — понимающе протянула Клава-Клавдия. — Значит, так, ребята, бутылку шампанского этим девочкам за ваш счет?

— Так, Клавдюша, — согласился Петров.

Клава-Клавдия не усмехнулась, но некое подобие усмешки коснулось ее губ. Впрочем, она ребят не осуждала. Она все понимала. Она знала жизнь.

Потом шло время, они как будто продолжали вести разговор, на самом деле Юрик комментировал события:

— Та-ак… подошла к ним… немного удивлены… удивлены не на шутку… а как хороши обе, ах, хороши… та-ак… та из них, с косичками, смотрит сюда, вот и вторая…

На этом месте Юрик не выдержал, широко улыбнулся им навстречу, помахал рукой.

— Но что это… Владик, они мотают головой… они не берут… они не хотят… Все, мы пригвождены к позорному столбу… Клавдюша несет бутылку обратно… спокойно, Владик, без эмоций…

— Ребята, девочкам не жарко. Температура, сказали, вполне сносная. — Клава-Клавдия улыбнулась им как своим, без издевки. — И вообще, сказали, они от мужчин подарков не принимают.

— То есть шампанское не принимают? — Петров обернулся, посмотрел на девушек внимательным, заинтересованным взглядом. Девушки, конечно, опустили глаза. — А нельзя ли их, Клавочка, в таком случае пригласить к нам? Знаменитый журналист, ас фоторепортажа Юрий Устьянцев празднует сегодня очередной юбилей. Где же почитатели таланта? Где девушки, которые поздравят юбиляра? Пригласите их, Клавдюша, к нам. Как представителей народа!

И вдруг — надо же! — опять отказ: Клава-Клавдия вернулась к ним ни с чем.

— За стол к мужчинам, сказали, они не подсаживаются. Просят извинить, но таким манерам их не учили.

— Чему их вообще учили? — Петров почувствовал, ситуация начинает интересовать его всерьез. — Ладно, придется пускать в ход дальнобойную артиллерию. Выводить из засады резервные полки. Вы свободны, Клавочка. Во всяком случае — пока.

Когда Клава-Клавдия оставила их одних, Петров сказал Устьянцеву:

— Ну, я пошел, старик?

— Иди, Владик. Ни пуха ни пера!

— К черту!

Впрочем, прощались они так торжественно совершенно напрасно. Владик подошел к ним и произнес краткую заповедную речь: «Девушки, вы не пьете шампанского, вы не подсаживаетесь к мужчинам. Добрый вечер! Но у вас за столиком два свободных места, нельзя ли составить вам компанию? Дело в том, что у моего друга сегодня…»